Убитый
священник жил, очевидно, небогато: район Святого Николая находился, правда, не
на самом отшибе, но это был север Афин, далеко от моря и не очень близко от
культурного центра, основная архитектура — обычные пяти-семиэтажки с бюджетными
квартирами; кое-где небольшими группами высились десяти-двенадцатиэтажные дома.
Впрочем, район не был унылым: автостоянки большей частью убраны под землю,
повсюду зелень, детские и спортивные площадки, велодорожки, кофейни, магазины с
яркими витринами. Диана оставила машину на наземной парковке вдоль центральной магистрали
квартала — проспекта Николая Мирликийского — и пешком отправилась на улицу
Иерофея Афинского. Утром понедельника здесь было пустынно и тихо, только пара
велосипедистов да тощий человек с пуделем на поводке и несколько пестрых кошек
оживляли пейзаж. Зато на некоторых балконах завтракали или курили люди. Диана ощутила на
себе любопытные взгляды и, ускорив шаг, свернула под арку дома номер девять.
Она оказалась
в симпатичном дворе, куда выходили парадные четырех окружавших его по периметру
домов. Кусты рододендронов и самшита, клумбы с розами и декоративными травами,
мощеные дорожки, деревянные скамейки под навесами от солнца, велопарковка. За
столиком у шпалеры в тени глицинии двое парней играли в нарды. Рядом с доской стояли
два стакана и стеклянный кувшин с домашним лимонадом. Один из парней
присвистнул, когда она проходила мимо, и спросил:
— Вы к нам с
конкурса красоты?
— Из
астиномии, — ответила Диана, не сбавляя шаг.
— Ого! У вас
там все женщины такие?
— Приходите
работать — узнаете.
Она
направилась ко второй парадной дома одиннадцать и набрала номер двадцать четыре.
— Кто там? — спросил
женский голос.
— Астиномия,
отдел убийств. Могу я поговорить с госпожой Зесту?
Раздался писк,
лампочка замигала зеленым, Диана вошла и огляделась. Справа на стене висели
рядком почтовые ящики, слева стоял привязанный к трубе чей-то велосипед. Голубая
краска на стенах кое-где облупилась, на дверях лифта красовалось граффити с вампиром,
впрочем, не страшным. Диана поднялась на один пролет лестницы и поглядела
вверх: светло, просматривается. Вряд ли тут кто-то мог бы спрятаться, чтобы
подкараулить убитого. Да и стрелять здесь никто бы не стал даже с глушителем.
Она вернулась вниз и села в лифт. Старой модели, внутри он был разрисован
совами, кошками и странными кривыми рожами, а под потолком красовался единорог
с подписью: «Дева, отзовись!» Диана хмыкнула и, поглядев в небольшое зеркало на
стене — надпись по его низу гласила, что его повесил здесь на благо жильцов
интернет-провайдер «Аркис», — слегка пригладила волосы.
Зестосы жили
на последнем этаже. Поздоровавшись и предъявив удостоверение, Диана вошла в
маленькую прихожую. Валентина Зесту оказалась невысокой полноватой женщиной с
круглым лицом и крашеными светло-каштановыми волосами. Для пятидесяти двух лет
она выглядела неплохо — впрочем, как и большинство медработников в ее возрасте.
Слезы вдова выплакала, видимо, еще вчера, и теперь сухие карие глаза,
обведенные темными кругами, смотрели на Диану обреченно: впереди допросы,
похороны и жизнь, которая уже никогда не станет прежней. О встрече условились
накануне — Диана позвонила Зестосам и узнала, что утром они пойдут на службу в местный
храм, а потом до обеда будут дома. Очевидно, они недавно вернулись и только что
позавтракали: в воздухе витал слабый запах кофе.
Комната, куда
они прошли, была большой, но казалась тесной из-за обилия мебели: шкафы,
стеллажи с книгами, диван, который, судя по тумбочкам с боков, раздвигался и
служил супругам постелью, круглый стол посередине, угол с иконами и аналоем, даже
пианино. Однако на нем давно не играли: всё оно было заставлено какими-то
коробочками, иконами и подсвечниками с восковыми огарками, на закрытой
клавиатуре лежали небольшой ноутбук и книги, стояла плетеная ваза с яблоками. С
лежанки слева от двери вскочил черный красавец-доберман, обнюхал Диану,
вопросительно таращась: «Не знаешь, где мой хозяин? нет?» — и опять свернулся
на своей постели. С покрытого шкуркой стула у приоткрытой балконной двери на гостью
надменно взирал дымчато-серый кот.
Хозяйка
предложила Диане стул возле стола, а сама уселась на диван, сложив на коленях
руки, прямая и скорбная.
— Вы,
наверное, хотите знать про вчерашнее утро? — спросила она. — Я пыталась
вспомнить что-нибудь… необычное… Но ничего такого не было. Он встал, как всегда,
в пять, погулял с Икаром… Икар это вот, наш пес. Потом привел его назад, взял
сумку и уехал в храм. И… всё.
— Он сказал,
когда вернется?
— Да, он
обещал вернуться не позже трех. Но я вчера была на работе до вечера, так что
обедать он должен был с дочерью… А потом Лариса звонит мне где-то около четырех
и говорит, что дома его до сих пор нет, а из храма позвонили, сказали, что он и
на службу не пришел. Но я никак не думала… Испугалась, что, может, ему плохо
стало… или автобус в аварию попал… Позвонила в астиномию, и они… сказали.
Женщина
стиснула руки и умолкла. После небольшой паузы Диана спросила:
— Значит, отец
Александр ничего не говорил о том, что собирается с кем-то встречаться? — Госпожа
Зесту качнула головой. — А когда он вчера вернулся после прогулки с собакой, он
тоже ни о чем необычном не говорил? Никто ему не встретился, ничего
подозрительного?
— Нет, нет… Да
вы знаете, если б он кого и встретил, он мог и не рассказать, особенно если
что-то неприятное. Он старался нас не расстраивать лишний раз… Но вчера он
вернулся спокойный, веселый даже. С Новолетием поздравил. Когда он уходил с
Икаром, я еще спала, а тут уже проснулась.
— Он всегда
так рано вставал?
— Да, всегда в
пять, уже одиннадцатый год, с тех пор как собаку завел.
Диана невольно
обвела глазами комнату, подумав, что держать в такой тесноте собаку — не самое
разумное решение… Госпожа Зесту, видимо, угадала ее недоумение:
— У нас тесно,
конечно, но он завел собаку прежде всего для себя, потому что полнеть начал.
— Полнеть?
— Ну да,
понимаете, у священников режим дня не совсем здоровый: много стоять приходится,
когда литургия, то завтрак поздно; обед, ужин — всё сдвигается… Вот Алекс и
подумал: будет собака — поневоле придется каждый день гулять, ходить много. Так
и вышло, с тех пор уж он не толстел…
— Понятно. То
есть он всегда сам гулял с собакой?
— Да, но
иногда я или Лариса, если вечерняя служба у него поздно заканчивалась.
— Значит,
вчера ничего обычного не было. А до этого, в предыдущие дни? Он не рассказывал
о каких-то конфликтах с сослуживцами или с кем-нибудь еще? Может быть, какая-то
ссора, угрозы?
Женщина
медленно качнула головой.
— Я думала об
этом, пыталась вспомнить… Нет, ничего такого. Да он особо и не рассказывал о
конфликтах, даже если они и случались. То есть я видела, когда он не в
настроении, но старалась не расспрашивать.
— Почему?
— Он не любил
таких расспросов. Если считал нужным что-то рассказать, то говорил сам, а так,
если не хотел говорить, то только пробурчал бы «пустяки» и рукой махнул… В
любом коллективе бывают конфликты, церковь — не исключение, но он старался дома
просто жить в семье, быть с нами… чтобы не тащить сюда никакие дрязги.
— То есть он
относился к церкви как к работе: вернулся домой и оставил всё за порогом?
— Нет, не так.
— Кажется, женщина немного обиделась. — Церковь для него была местом служения.
Высокого служения. И он не хотел… унижать ее сплетнями и пересказами чьих-то
неблаговидных поступков. У всех свои слабости, в том числе у
священнослужителей, но это же не повод перемывать кости! У нас в семье и без
этого хватало тем для разговоров.
— Каких же,
например?
— Да каких
угодно… Алекс интересовался современной наукой и культурой, литературой, кино,
а не только одни духовные книги читал, если вы об этом подумали. Но и духовных книг
читал много. Он говорил: «Ко мне люди приходят, могут спросить, что я думаю о
такой-то книге, стоит ли ее читать. Я должен знать, что им ответить». Он к
своим обязанностям серьезно относился. И современную культуру тоже старался
узнавать, он ведь духовником был, а это общение с разными людьми, надо со всеми
уметь говорить…
— И он умел? У
него было много духовных детей?
— Не могу
сказать, об этом он не рассказывал. Но люди его любили, спросите хоть у батюшек
в Парфеноне!
— А почему он
решил стать священником? Я знаю, что сначала он работал на заводе. Что привело
его в церковь?
— Он с детства
был очень верующим, с пяти лет убегал в храм, когда гулял. И еще со школы хотел
священником стать. Но его мать очень этому противилась, не давала благословения,
даже грозилась из дому выгнать. Так что он сначала выучился на механика, пять
лет проработал, а потом сказал матери, что хочет высшее образование получить и
пойдет в Академию. Она решила, что в нашу главную, и дала благословение. А он
поступил в духовную. — Тут вдова слабо улыбнулась. — Ну, а потом уже что ж,
стал учиться, пришлось ей смириться с тем, что сын все-таки будет священником.
— Что значит
целеустремленность!
— Да, он был
очень целеустремленный! Если что считал правильным, то добивался упорно.
— То есть он
мог при случае пойти на конфликт, если его понятия о правильным разошлись бы с
понятиями коллег или начальства?
— Да, мог. Но
он старался улаживать конфликты мирным путем.
— Итак, в
последнее время ни о каких ссорах вы не слышали. А раньше? Были ли у отца
Александра серьезные стычки с кем-то на работе, скажем, несколько месяцев
назад? Или еще раньше?
Госпожа Зесту
задумалась ненадолго.
— Серьезных
вроде и не было… Разве что… Но это было уже давно, больше двух лет назад…
— Да? — Диана
насторожилась. — Когда именно?
— Как я помню,
весной две тысячи одиннадцатого… Митрополит решил сделать казначеем Димитрия, а
большинство священников возмутилось, что он слишком молод, неопытен. И Алекс
тоже говорил, что поручили заведовать деньгами «мальчишке», очень недоволен
был, ворчал.
— Вы имеете в виду Димитрия Логофетиса? — уточнила Диана.
— Да. Ну, ему в этом году тридцать исполнилось, уже не мальчишка, конечно. — Женщина слегка усмехнулась. — Просто он выглядит молодо и так, знаете, франтовато. Священники там почти все намного его старше, им трудно было его всерьез воспринимать. Димитрий — юрист по образованию, очень умный молодой человек. До него казначеем в Парфеноне женщина была, бухгалтер, опытная, предпенсионного возраста. Видно, владыка решил дать дорогу молодым. Но это было правильное решение. Димитрий хорошо себя показал.
— Да. Ну, ему в этом году тридцать исполнилось, уже не мальчишка, конечно. — Женщина слегка усмехнулась. — Просто он выглядит молодо и так, знаете, франтовато. Священники там почти все намного его старше, им трудно было его всерьез воспринимать. Димитрий — юрист по образованию, очень умный молодой человек. До него казначеем в Парфеноне женщина была, бухгалтер, опытная, предпенсионного возраста. Видно, владыка решил дать дорогу молодым. Но это было правильное решение. Димитрий хорошо себя показал.
— В самом
деле?
— Да, его
скоро все оценили и стали хвалить…
— И отец
Александр?
— Алекс
хвалить не хвалил, но уже не ворчал. Один раз я его спросила, как там новый
казначей справляется, а он засмеялся: «Парень не промах!» А потом он даже домой
к нам приходил.
— Логофетис?
— Да. Алекс
тогда приболел, а у него день рожденья как раз был и именины, всё в один день,
на Александра Константинопольского. Димитрий к нам пришел, принес поклон от
владыки и подарки… Такой вежливый, обходительный, мне понравился… Даже Ларисе
понравился, хотя она у нас такая критиканка, особенно в отношении парней! В
общем, я думаю, этот конфликт из-за казначейства точно в прошлом.
Диана ощутила
досаду: пока никаких зацепок не вырисовывалось. А если они и есть, вдова о них
без понятия.
— На опознании
вы сказали, что рубашка, в которой был найден отец Александр, не его. А во что он
был одет вчера, когда вышел из дома?
— На нем была
белая рубашка с коротким рукавом. А всё остальное — то, в чем его нашли.
Белая — ну,
конечно, на белой кровь сразу видна, вот убийцы ее и поменяли. Жаль, что найти
ее, видимо, не получится.
— У отца
Александра был ежедневник или записная книжка?
— Да,
ежедневник был, но он его всегда брал с собой в храм, так что он должен быть в
сумке…
— Которая
пропала.
— Да…
— А что еще он
носил в сумке?
— Как обычно —
паспорт, книги, телефон… когда жарко. Когда прохладно, телефон он клал в карман
куртки.
— Планшета или
ноутбука у него не было?
— У него… у
нас есть ноутбук. Мы им вместе пользовались. Немного, правда, так, что-нибудь в
интернете посмотреть, фильмы иногда… Но с собой Алекс его никогда не брал.
— Мне придется
на время забрать у вас этот ноутбук. Мы должны узнать, что отец Александр
смотрел в интернете в последние дни, кому писал по электронной почте. Это может
быть важно для следствия.
— А разве это можно,
— удивилась вдова, — узнать, что он смотрел в интернете?
— Да, есть
способы.
Диана мысленно
улыбнулась. Люди, особенно немолодые, всё еще часто думали, будто данные о том,
что они делают во всемирной паутине, волшебным образом исчезают, когда они
закрывают программу и выключают компьютер. Что ж, тем лучше — возможно,
проверка принесет что-нибудь интересное.
— Ну, что ж,
забирайте, — промолвила госпожа Зесту. — Едва ли я буду в ближайшие дни бродить
по интернету… А если что, у Ларисы есть компьютер.
Она встала,
взяла с пианино ноутбук и передала Диане. Та поблагодарила и, достав из своего
рюкзака большой пакет для вещественных доказательств, поместила туда ноут и
выдала вдове расписку о его временном изъятии для нужд следствия.
— Значит, ежедневник
он носил всегда с собой. А дома у вас есть какая-нибудь отдельная записная
книжка или еще что-нибудь такое? Я бы хотела взглянуть. Если отец Александр
оставил какие-то записи или записки, это могло бы помочь следствию.
— Нет, ничего
такого… — растерянно сказала вдова. — У него была только книжечка, куда он
цитаты выписывал из книг. А так… мы пользуемся записками, знаете, на
холодильник приклеиваем — такие напоминалки, что сделать, но это всё такое…
бытовое. Сделаем и выбрасываем. Свои дела Алекс в ежедневник записывал, а не
разбрасывал бумажки по дому.
— Могу ли я
взять у вас эту книжку с цитатами? Не беспокойтесь, я обязательно верну!
— Я… да, сейчас…
Госпожа Зесту
снова поднялась, подошла к тумбочке слева от дивана, открыла ящик и достала оттуда
довольно объемистую записную книжку. В ящике, как заметила Диана, лежали очки,
закладки, разные мелочи… но вроде бы ничего интересного. Она взяла протянутую
книжку и открыла наугад: страницы были исписаны убористым почерком, цитаты
отделялись одна от другой завитушкой, похожей на альфу с длинным хвостиком, имена
авторов стояли в скобках. Первая цитата, на которую натолкнулся взгляд, была из
некоего святого Феогноста: «Странное скажу тебе слово, но не дивись. Если и не
достигнешь бесстрастия по причине, может быть, тиранящих предрасположений, но
находясь во время исхода в глубоких чувствах смирения, ничем не меньше
бесстрастного вознесешься на облаках. Ибо пусть сокровище бесстрастных
составлено бывает из всякой добродетели, но драгоценный камень смирения более
всех их досточестен и высок и стяжавшему его доставляет не только
умилостивление пред Богом, но и вход вместе с избранными в брачный чертог
Царствия Его».
«Интересно, в
каких чувствах отошел Зестос из этой жизни? — подумала Диана. — Станет ли помышлять
о смирении человек, на которого внезапно наставили пистолет?»
— Наверное, я
вам ничем не помогла, — огорченно проговорила вдова, вновь опустившись на
диван. — Но Алекс в самом деле старался не говорить со мной о неприятностях,
ограждал. У меня ведь своя работа нелегкая, всё время с людьми, с больными, я
часто сильно устаю…
«Медсестра, — вспомнила
Диана ее досье. — Да, в таких обстоятельствах нормальный муж вряд ли станет вываливать
на жену жалобы на поповские разборки, если таковые и были…»
— А ваша дочь?
— спросила она. — Ей он не мог что-нибудь рассказать? Поделиться чем-то, что не
говорил вам?
— Возможно… Она
ведь из Академии обычно не поздно возвращается, часто раньше меня бывает дома.
— Могу я с ней
поговорить? Она дома сейчас?
— Да… Лариса!
— позвала хозяйка.
Из коридора
раздался звук открываемой двери, и через пару секунд в комнату вошла худенькая
девушка. Сразу бросилось в глаза ее сходство с отцом: те же черты лица, те же
глаза, тот же темно-русый цвет волос. Лариса Зесту, как гласило ее досье,
окончила юридический факультет Афинской Академии и теперь училась там же в
аспирантуре.
«Интересно,
кем она хочет стать? — подумала Диана. — После нынешних событий я бы на ее
месте пошла в прокуроры».
— Кентарх
Диана Терзи, — представилась она. — Я бы хотела задать вам несколько вопросов.
Девушка лишь
кивнула и уселась на диван рядом с матерью, легким движением погладив ее по
плечу. На вопрос о возможных конфликтах на работе у отца Лариса ответила
отрицательно: ни о чем таком он ей не рассказывал. Об истории с назначением
Логофетиса девушка сказала:
— А, это! Папа
тогда был недоволен, да. Но это быстро прошло. Димитрий умный, в деньгах
разбирается, из него хороший казначей вышел!
— Вы это со
слов отца говорите? — уточнила Диана.
— Нет. — Лариса,
казалось, слегка смутилась, но тут же прямо посмотрела ей в глаза. — Просто я с
Димитрием иногда общаюсь, он же тоже юрист, как и я… То есть я будущий, а он со
стажем, и мне интересно было его поспрашивать о том, о сем. Он финансовым
юристом работал до того, как сюда приехал, много всего знает… Казначеем ему
быть в самый раз, я думаю. Уж вряд ли Галина больше него понимала в финансах!
— Галина?
— Бывшая
казначейша Парфенона, — пояснила Валентина Зесту. — Галина Алексиу.
«И что же такой умный и даровитый молодой юрист делает среди попов?» — подумала Диана и спросила:
— А где он работал финансовым юристом, вы знаете?
— Он… — начала Лариса и вдруг растерянно умолкла на несколько секунд. — Странно… Вроде бы я его спрашивала об этом, а что он ответил, не могу вспомнить… Но точно что-то связанное с торговлей.
— Ясно. Итак, ни о каких серьезных конфликтах вашего отца с кем-либо из Парфенона вы не знаете? Он ничего такого не рассказывал, не выказывал особенного недовольства чем-либо или кем-либо, ничем не был обеспокоен или раздражен в последнее время?
— А где он работал финансовым юристом, вы знаете?
— Он… — начала Лариса и вдруг растерянно умолкла на несколько секунд. — Странно… Вроде бы я его спрашивала об этом, а что он ответил, не могу вспомнить… Но точно что-то связанное с торговлей.
— Ясно. Итак, ни о каких серьезных конфликтах вашего отца с кем-либо из Парфенона вы не знаете? Он ничего такого не рассказывал, не выказывал особенного недовольства чем-либо или кем-либо, ничем не был обеспокоен или раздражен в последнее время?
— Ну, разве
что… — проговорила Лариса. — Хотя это, наверное, просто фигура речи была… В
общем, он однажды в прошлом месяце пришел домой мрачный…
— Когда именно
это было? — Диана приготовилась записывать.
— Недели три
назад это было… да, в субботу.
— То есть, —
Диана сверилась с календарем на форзаце своего блокнота, — десятого августа?
— Да,
получается так… Папа в тот день исповедовал в Парфеноне с двух часов дня, потом
там вечерняя служба была, а после нее еще исповедь, так что он вернулся, часов
в девять. Мама была на дежурстве в больнице, я одна была дома. Папа пришел очень
мрачный, давно я его таким не видела… Я спросила, что случилось, а он сначала просто
рукой махнул, а потом проворчал: «Нашу церковь превратили в бордель!» И сразу
ушел с Икаром гулять, не поужинал даже. А когда вернулся, уже был спокойным,
чаю попил и ушел к себе молиться. И после уже больше ничего такого не говорил…
— «Церковь
превратили в бордель»? — переспросила Диана. — И как вы думаете, что это может
значить?
— Не знаю. —
Лариса слегка отвернулась и посмотрела на Икара. — Думаю, ничего это не значит…
Скорее всего он думал о нынешней ситуации в церкви вообще… о том, что много
недостойных людей… что-то такое. Просто метафора.
————— оглавление —————
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия