Тени Парфенона: Свидетели жизни (2)

Допрос двух священников с диаконом не дал ничего существенного. Диакон Савва только вчера после обеда вернулся из Диррахия — был в отпуске, гостил у родителей. Отцы Кирилл и Феофил в воскресенье утром были дома, встал в шесть, помолились и отправился в храм на службу. Так же, видимо, поступили и прочие клирики — все они присутствовали на утрени и литургии в Парфеноне. Помимо отцов Александра и Саввы, отсутствовали двое. Отец Михаил с вечера субботы находился в Пирее, в приюте для бездомных, который существовал под эгидой Парфенона: исповедовал желающих, заночевал при тамошней домовой церкви, а в воскресенье порану отслужил литургию; в храме на Акрополе он вообще появлялся только по великим праздникам. Отец Георгий, как выяснилось после службы, приболел.

— Кто-нибудь из служителей храма опоздал вчера на утреню? — спросил Шекер.

Отец Кирилл помолчал, припоминая.

— Отец Стахий немного опоздал, может, минут на пятнадцать.

— Почему?

— Не знаю…

— А я знаю! — вмешался мальчик-алтарник. — Я слышал, как он отцу Антонию сказал: «Колесо спустило».

— Ясно. — Хош кивнул, подумав, что отец Стахий, если он появился в Парфеноне в семь пятнадцать, никак не мог выкинуть на Приморском шоссе тело Зестоса, убитого в шесть утра в районе Святого Николая или где-то рядом. Даже при абсолютно пустых дорогах так быстро этот путь на машине не проделать.

— А еще Димитрий опоздал, — сказал алтарник. — Он вообще только к концу утрени пришел.

— Вы имеете в виду Димитрия Логофетиса? — уточнил Шекер.

— Ага.

— И в какое точно время он пришел?

— Не помню, — ответил мальчик. — Но точно перед «Честнейшей».

— Это что такое?

— А, это песнопение Богородице, после восьмой песни канона поется. — Алтарник заулыбался. — Вы не знаете, да?

— Нет, я не христианин, — сухо сообщил Шекер, — поэтому мне бы лучше знать часы и минуты, когда кто приходил.

— «Честнейшую» на таких утренях, как вчера, поют около десяти, — пояснил отец Кирилл.

— Димитрий часто опаздывает. — Дьякон Савва усмехнулся. — Я уж и не помню, когда он в последний раз на утреню к началу приходил. Скучно ему, должно быть, кафизмы слушать. Правда, обычно он к полиелею приходит, вчера он и правда припозднился.

— А вот отец Александр никогда не опаздывал, ни на секунду! — сказал иеромонах Феофил. — Я поэтому очень удивился, когда он не пришел на службу. Он всегда о таком предупреждал, а если служил, то всегда приходил заранее, чтобы не спеша облачиться, подготовиться. Очень не любил, когда другие опаздывали, хотя недовольства старался не выражать. Бывает, скажет: «Опаздываешь, отче», — вроде и не с укором, а просто факт отмечает, но тебе сразу так стыдно становится! Когда мы с ним были в чреде, все старались приходить вовремя. А тут его нет и нет… Но владыка сказал, что, может, он заболел внезапно, так мы и начали без отца Александра, а после службы стали звонить ему домой…

— Да, это я уже знаю, — прервал его Хош. — Скажите, были ли у отца Александра конфликты с кем-либо из служителей Парфенона? Какие вообще у него были отношения с вашим коллективом — клириками, работниками храма?

— Очень хорошие! — без колебаний ответил иеромонах. — Отец Александр был очень простым в общении, ни с кем не говорил свысока, ни перед кем не заискивал, был прямым человеком, очень честным, но в то же время смиренным, старался избегать ссор. В общем, я бы назвал его настоящим христианином и священником, каким каждый из нас и должен быть. — Отец Феофил пригорюнился. — Не представляю, кто и за что мог его убить! Именно его, такая несправедливость… Он был лучшим из нас!

— И все остальные здесь тоже так считают? Ведь люди не всегда готовы спокойно принять чье-то моральное превосходство.

— Но это не было превосходством! — возразил отец Кирилл. — По крайней мере, отец Александр никому не давал почувствовать, что у него есть это превосходство. Он в самом деле был очень простым в общении.

— Я бы даже сказал, — добавил отец Савва, — что разглядеть в нем глубокую… глубокий духовный пласт можно было не сразу.

— Вот как? То есть на первый взгляд он не выглядел человеком духовным? — полюбопытствовал Шекер. Отец Феофил усмехнулся.

— Смотря что считать духовностью, — сказал он. — Многие принимают за это умение краснобайствовать и, что называется, надувать щеки. С глубокомысленным видом изрекать благочестивые банальности, святых отцов цитировать, проповеди длинные и красивые говорить, даже книги писать о православии… Ничего такого отец Александр не делал. Но у него был настоящий духовный опыт, приобретенный личной жизнью, и говорил он из своего опыта, это чувствовалось. За других говорить не буду, но о себе скажу, что лично мне отец Александр несколько раз очень помог и советами, и молитвами. Я, как видите, монах, но считаю, что он, хоть и был человеком семейным и, что называется, мирским, был гораздо выше меня по жизни. Он был очень мудрым, очень добрым человеком… Надеюсь, вы поймаете того негодяя, который такое сотворил, а если нет, пусть его покарает Бог, и как можно скорее!

— Надеюсь, суд покарает его раньше, чем Бог, — ответил Шекер. Работа в астиномии научила его, что на божественное правосудие уповать не стоит. По крайней мере, в земной жизни.

Хош захотел осмотреть вещи убитого, и отец Кирилл провел его в ризницу храма, где у всех священников хранилось по несколько комплектов облачений разных цветов. Здесь же обнаружились служебник и помяник отца Александра, комит полистал их, но ничего интересного не нашел — ни записок, ни пометок, помимо богослужебных. Однако помяник он на всякий случай забрал: всё же это был список имен, пусть и без фамилий, и Шекер решил присмотреться к ним на досуге.

— У отца Александра была сумка? — спросил он.

— Да, — кивнул Макрис, — такая черная, матерчатая, он всегда с ней приходил. Но здесь он ее никогда не оставлял, всегда забирал домой.

Отец Кирилл дал Шекеру адреса и телефоны всех служителей и работников Парфенона. Хош также опросил чтеца, но этот юноша работал в храме всего два месяца и о внутрихрамовых отношениях сказать ничего не мог.

Пока комит разговаривал с клириками, служившими литургию, пришел на дежурство отец Антоний Контофор. В храме ежедневно между утренней и вечерней службами по очереди дежурили священники, по воскресеньям и праздникам двое, в остальные дни один: они беседовали с приходящими в храм людьми, служили молебны и панихиды. Контофор, как и другие опрошенные, уверял Шекера, что Зестос был человеком прямым, но неконфликтным: он мог указать человеку, что тот ошибается или поступает нехорошо, но не навязывал свою точку зрения. Митрополиту не наушничал, доносов не строчил. На собрании клира, которое митрополит проводил раз в месяц, отец Александр порой высказывал предложения и замечания об организации церковной жизни, но никогда при этом не переходил на личности и не жаловался на сослужителей. В конечном счете он, как и все, покорялся тому решению, которое принимал митрополит, даже если оно не во всем нравилось — ничего не поделаешь, иерархия! Впрочем, в такой устойчивой и консервативной среде как церковь, конфликты по принципиальным и идеологическим вопросам были редки, а административные решения обычно не стоят того, чтобы из-за них портить отношения с начальством.

В итоге Хош вынес впечатление, что убитый священник был, как говорится, служакой: исправно выполнял свою работу, богослужение любил, к коллегам относился по-доброму, к прихожанам тоже. В его обязанности по службе входило отправление утренних и вечерних богослужений по чреде и дневные дежурства в другие дни. Кроме того, Макрис и Зестос по субботам в течение дня принимали исповедь. По воскресеньям и большим праздникам на утреннюю службу обычно собирался весь клир, а возглавлял богослужение митрополит Дионисий. Каждый клирик имел два выходных дня в неделю. В причте Парфенона были также чтецы и иподиаконы, но последние появлялись только на митрополичьих службах и с остальными клириками общались мало. Хоров было два: парадный для воскресений и праздников, и обычный для остальных дней; некоторые певчие входили в состав обоих.

Хош решил, что с остальными клириками поговорит позже. Пришла пора пообщаться с владыкой Дионисием.

предыдущее ||| продолжение 

 ————— оглавление —————