24 декабря 2014 г.

Восточный экспресс: Журналист и программист (3)



Елизавета сидела на диване и, грызя орешки, проглядывала свежий номер «Зова Константинополя», где была напечатана статья мужа о «всемирной роли Империи» в связи с двухсотлетней годовщиной окончания Последней европейской Войны. Став главным редактором «Синопсиса», Панайотис продолжал писать и для разных других изданий: он был один из немногих журналистов, умевших писать торжественно, но не безвкусно, с имперским пафосом и долей благочестия, так что заказы на материалы в честь разных юбилейных дат и праздненств были нередки. Лизи про себя посмеивалась над фирменным пановским стилем, но в то же время гордилась тем, что за мужем закрепилась репутация «лучшего энкомиаста столицы». Сейчас, на авральной неделе в «Синопсисе», Пан пропадал на работе до позднего вечера, но не забывал ежедневно в обеденный звонить домой, чтобы спросить, как дела. Да, вы только поищите такого заботливого мужа!

Госпожа Стратиоти была очень, очень довольна своим замужеством и мысленно благословляла тот августовский вечер, когда ее плохое настроение и глупые страхи Панайотиса привели их к совместному распитию коньяка, которое перешло в бурную — по крайней мере, по их тогдашним меркам — ночь и закончилось утренним предложением руки и сердца Пана. Лизи, хоть и растерялась поначалу, не замедлила уже вечером их принять, и с тех пор ее жизнь складывалась исключительно удачно: замужество, переезд в новую квартиру, а позже и переход на работу ее мечты — одним из ведущих программистов в «Гелиосе», где раньше Лизи была только на подхвате. Наконец, двое чудесных дочерей — никогда бы раньше она не подумала, что сможет так лихо управляться с маленькими детьми, но у нее все получилось! Так же как получилось понемногу «очеловечить» мужа — теперь Панайотис был уже далеко не таким занудой и нытиком с кучей комплексов на почве религии, как в момент их помолвки. Но Лизи не собиралась останавливаться на достигнутом: Пан был ее персональной компьютерной программой, пораженной разнообразными вирусами, которые она глушила и вытравливала с азартом профессионального охотника, между трудами в «Гелиосе», где разрабатывали космические программы, и воспитанием детей, тоже, в общем-то, в некоторой степени похожим на программирование. Словом, жизнь у Елизаветы совсем не была скучной!

Зазвонил мобильник, и Лизи лениво потянулась за ним к журнальному столику.

— Привет! — раздался в трубке голос Иларии. — Как дела, чем занимаешься?

— Привет! Да вот, пока малышня спит, «Синопсис» листаю и смотрю в телеке на народную любовь к ее высочеству.

Было 24 ноября, и Константинополь праздновал именины принцессы Екатерины. День не был выходным, но праздничное шествие, тем не менее, собрало немало людей, несмотря на дождливую и ветреную погоду. Народ пришел на Августеон с воздушными шарами, цветами и плакатами, выкрикивал традиционные поздравительные аккламации, а принцесса приветствовала всех с балкона над Медными вратами Дворца. Все это прямой трансляцией показывали по телевизору, и Елизавета, листая «Синопсис», то и дело поглядывала на экран, невольно вспоминая тот занятный вечер у Василия Феотоки, когда она неожиданно лично познакомилась с принцессой и заодно поняла, что ее мечтам о браке со знаменитым возницей осуществиться не суждено. С тех пор Катерина повзрослела, еще похорошела и тоже вышла замуж — теперь ее высочество носила фамилию Враччи-Кантакузен, и молодой красавец-муж стоял рядом с ней на балконе, неведомо с каким чувством читая на плакатах пожелания увидеть своих детей и внуков «до четвертого колена», — все-таки иногда византийский традиционализм выглядел, по мнению Лизи, очень по-дурацки!

Да она и вообще не была поклонницей избыточного традиционализма. Квадриги на ипподроме и император, восседающий в Кафизме в одеяниях двенадцатого века — это, конечно, прикольно, но когда такие квадриги и далматики почти на каждом шагу, оно порой начинает утомлять. В конце концов, в музеи хорошо ходить время от времени, а не жить там постоянно. В этом смысле Галата тоже нравилась Елизавете больше, чем старый Город: здесь было куда меньше всяких культурных «артефактов» и дух был более современный — открытый, скорее, будущему, чем прошлому.

 Возглавив «Синопсис», Панайотис стал бывать почти на всех значительных придворных мероприятиях, включая знаменитые бега Золотого Ипподрома, и супруга редактора получала приглашения туда вместе с мужем. Теперь Лизи знала о балах, приемах и обедах в Большом Дворце не только из телевизора или журнальных статей — могла ли она подумать еще лет пять назад, что все это так быстро и как-то естественно станет частью ее жизни! Но вот, теперь она покупала одежду от Трано — пусть и не самых дорогих линий, но тем не менее, — а косметику от Шанель, у нее были вечерние платья, она умела танцевать и даже научилась вальсировать получше иных придворных львиц, ну, а острить она умела и раньше, так что среди мужской части завсегдатаев Ипподрома Елизавета даже имела определенный успех, порой вызывая ревность у мужа. Впрочем, Пан просто был мнителен и не уверен в себе, на самом же деле Лизи никогда не давала ему настоящий поводов для ревности да и не собиралась давать — в их жизни ее все вполне устраивало! Во Дворце она, конечно, встречалась и с принцессой — Катерина помнила ее и как-то раз весело поинтересовалась, каково это — быть замужем за «самым главным занудой Империи»?

— Намного лучше, чем было бы за «Новым Порфирием», уж поверь! — ответила Елизавета.

После первого знакомства, состоявшегося когда-то дома у Феотоки, Лизи сохранила привилегию быть с ее высочеством на «ты», что, кстати, прибавляло ей веса в глазах придворной публики.

Поскольку «Новый Порфирий» женился на лучшей подруге лизиной невестки, в конечном счете все три семьи быстро сдружились. Правда, Елизавета чаще общалась с Иларией, чем с Дарьей — пожалуй, с Дарьей она встречалась в основном на чьих-нибудь днях рожденья или когда все три подруги собирались вместе, — а с Василием пересекалась и того реже, но все же у нее была возможность составить представление о жизни семейства Феотоки, и Лизи постепенно стала считать большой удачей то, что в свое время она вышла замуж за Панайотиса, а не за молодого возницу. Василий, с ее точки зрения, был… не то чтобы пресным, но, пожалуй, слишком статичным. В отличие от Пана, который, хоть и имел определенные — зачастую довольно нелепые, с точки зрения его жены — представления о том, «как надо жить», все же при столкновении с жизнью нередко начинал сомневаться в правоте тех или иных своих установок и пересматривать их. Василий же, хотя тоже был православным и, как казалось Елизавете, весьма благочестивым, соблюдал, однако, определенную меру: его нельзя было обвинить ни в излишнем аскетизме, ни в разгильдяйстве, он не был ни занудой, ни балагуром, он соблюдал все посты, пусть и не строго по уставу, и старался по воскресеньям ходить в церковь, но по будням пропадал в таком далеком от благочестия месте, как ипподром… Словом, он был, что называется, «золотой серединой» — по крайней мере, именно так, наверное, охарактеризовали бы его многие. Но Лизи определенно было куда интересней и веселей общаться со своим «занудой» Паном, чем со «знающим меру во всем» Василием. Феотоки, казалось, избрав определенный путь, следовал по нему как по накатанной дороге: если у него и была внутренняя потребность в переменах, риске, «движухе», то он, видимо, удовлетворял ее на ипподроме, а в обыденной жизни был скучноват. Впрочем, Елизавета эти свои наблюдения держала при себе: Панайотис любил поболтать и поспорить с Василием о политике, да и Илария вряд ли согласился бы с тем, что Феотоки скучный — она всегда очень хорошо относилась к нему, еще с тех времен, когда была послушницей в монастыре Живоносного Источника, а Василий приходил туда на службы и пообщаться с сестрой. Только Григорий, пожалуй, понимал, что имела в виду Елизавета, говоря, что Феотоки «слишком правильный», но с братом она тоже предпочитала не обсуждать возницу — в конце концов, пусть каждый живет, как знает, какое ее дело! Тем более что Дарья своим мужем была вполне довольна, как и ее подруги — своими.

Все эти годы Лизи искренне считала Дарью такой же благочестивой и правильной, как ее супруг — поистине, идеальная пара! Поэтому она удивилась, когда в конце октября, болтая с Иларией по телефону, спросила, как там Дарья, и узнала, что та наняла детям няню, а сама устроилась на работу в химическую лабораторию. Лари объяснила эта тем, что подруга «задомоседствовалась» и решила на время сменить обстановку и горизонты. Елизавета, однако, заподозрила, что все не так просто, хотя и не могла бы объяснить, почему ей так думалось. Может быть, потому, что в Дарье, при всей ее «правильности» все же ощущалось что-то непокорное, страстное — даже в том, как она иной раз нетерпеливо заправляла за ухо вылезшую из косы прядку волос, или в том, с каким почти сладострастным удовольствием она обгрызала поджаристый рыбий хвостик, торчащий из ароматного меганикса… Василий свой душевный огонь питал лошадиными бегами и скачками, а вот Дарье, видимо, не хватало топлива? Впрочем, и это свое соображение Лизи оставила при себе, только решила при встрече приглядеться к Дарье попристальней, а у Иларии при случае интересовалась, как поживает подруга. Вот и теперь она, поболтав с Лари о детях и работе, спросила:

— Ну, а у Дари как дела? Нравится ей в лаборатории?

— Вроде нравится. Правда, к ней там уже заведующий успел поприставать, ну, он такой донжуан, ко всем пристает, даже ко мне пытался, я же туда иногда захожу… Но там один коллега его так отбрил, что он к Дари теперь и не подступается!

— Ого, так у нее уже и поклонники появились? — с интересом спросила Лизи.

— Ой, да какие поклонники! — засмеялась Лари. — Говорю же — заведующий этот ко всем лезет с комплиментами, это все несерьезно, раздражает только.

— Ну, а рыцарь, который его поразил наповал?

Илария расхохоталась.

— Да ты бы видела этого рыцаря! Необщительный, мрачный, слова из него не вытянешь! А если вытянешь, то пожалеешь — еще та язва! То есть я-то с ним только так, «здрасте—до свидания», но одна знакомая из этой лаборатории про него рассказывала — на язык ему лучше не попадаться! Хотя ученый он очень хороший, это все признают. Но на дамского угодника точно не потянет! Он просто заведующего терпеть не может, вот и воспользовался случаем отбрить, а Дарья тут сама по себе не при чем.

Лизи недоверчиво хмыкнула, но спорить не стала. В конце концов, может, Лари и права — ей виднее. Хотя Елизавете казалось, что если мужчины, чтобы сцепиться, используют в качестве повода женщину, они вряд ли к ней совсем равнодушны. Тем более если женщина так красива, как Дарья…

«Хотя Дари такая благочестивая, так что из этого все равно ничего не выйдет, даже если б и появился какой рыцарь, — подумала Лизи и зевнула. — А было бы любопытно поглядеть, как бы Василь отреагировал на ее поклонника! Как он вообще ревнует, интересно? Пан, вот, так смешно ревнует! А Василь… даже и не представить как-то. Что бы он сделал? Надулся бы и выдал речугу про христианский долг? Или пошел бы и врезал тому поклоннику? Хмм… Вот надо же, вроде я давно с ним знакома, а даже не представляю, что бы он сделал! Впрочем, о чем это я? — она тряхнула головой. — Пусть у всех все будет хорошо! Особенно если их такая жизнь устраивает. Как меня — моя!»

И Лизи счастливо улыбнулась.


2 комментария:

Схолия