17 августа 2010 г.

Золотой Ипподром: День второй (5)

Его высокопреосвященство Кирик, митрополит Ираклийский, сидел в своем кабинете на втором этаже небольшого особняка, построенного для него в ограде монастыря Святой Гликерии, который недавно волей патриарха был обращен в Ираклийское подворье. Кабинет был заставлен книгами — в количестве совершенно невероятном, — завешан фотографиями владыки, его духовных наставников, иконами и картинами. Митрополит был крупным мужчиной пятидесяти шести лет, довольно загорелым. Его пышные, но не длинные волосы цвета румяной булки заметно вились, короткая борода колечками была намного светлее шевелюры.

Перед Кириком на экране компьютера был сценарий очередной просветительной передачи. Но в тот момент, когда в дверь постучали, митрополит отвлекся и созерцал что-то происходящее за окном, на монастырском дворе.

— Разрешите, владыка святый?

В дверь кабинета просунулась кудрявая голова юноши, который тут же и вошел, не дожидаясь позволения. На юноше был черный подрясник; умное, несколько вытянутое лицо украшали круглые очки.

— Что, Димитрий? — Кирик очнулся и слегка потянулся в кресле.

На нем тоже был подрясник, но по причине жары совсем легкий, из бледно-лазоревого шелка.

— Вот, поглядите, владыка. По-моему, это важно, — Димитрий, едва заметно изогнувшись, протянул митрополиту распечатку материала, появившегося утром на сайте «Синопсиса».

Статья Стратиотиса «Новые перспективы» поместилась на пяти листах красивой желтоватой бумаги, ключевые места были выделены алым маркером. Быстро пробежав текст, Кирик нахмурился и строго посмотрел на Димитрия, который терпеливо стоял, изображая напряженное внимание.

— Так. Ты понимаешь, что это значит?

— Да, владыка…

— Значит, все сначала, да? Именно теперь, когда мы расслабились и меньше всего готовы?

— Понимаю, владыка… — Димитрий, в свою очередь, нахмурился и скорбно опустил голову.

Высокий выпуклый лоб митрополита понемногу наливался краской, борода распушилась и стала походить на кипящую пену, а маленькие серые глазки, обычно казавшиеся благостными и доброжелательными, в эту минуту смотрели жестко и даже зло.

— Так, все! Собрались! — бросил Кирик и прищурился. — Ты иди сейчас, набросай десяток лозунгов. Устраиваем молитвенное стояние. Прямо у ипподрома. Через два дня.

Глаза Димитрия округлились.

— Владыка, да, но… Каковы могут быть последствия? Ведь подумают, что мы…

— Они подумают, что если мы на такое осмелились и так быстро, то значит можем, значит за нами сила! — воскликнул Кирик и весело посмотрел на помощника. — Не дрейфь! Пиши. Помнишь, что мы обсуждали? «Сильная церковь — сильное государство», «Мы все родились православными», «Встань за веру, ромейская земля». Остальное про трубу и нефть. Живее, их же еще нарисовать нужно будет. И позвони Лидии. Скажи, что она мне нужна, пусть бросает все и едет сюда. И пусть Анну захватит, больше никого. Впрочем, я сам поговорю. Быстрее!

Димитрий выскользнул в приемную, постоял в задумчивости несколько секунд, затем посмотрел на популярный у православных плакат, висевший над письменным столом. Изображение напоминало герб Кантакузенов: два льва, стоя на задних лапах, передними подпирали дерево, в кроне которого явственно угадывались очертания имперских границ. Тело одного льва состояло из множества человеческих фигур — воинов, синклитиков, ученых, рабочих, земледельцев, во главе с самим императором; второй лев получился почти черным — его составляли монахи, священники и архиереи. Надпись на плакате гласила: «За наше равновесие!»

— Остается надеяться, что ломать равновесие посреди Ипподрома действительно будет не с руки, — пробормотал Димитрий. — А то ведь так можно и костей не собрать…

Чуть слышно цыкнув зубом, он стал набирать номер Лидии.

— Да! Бог благословит! — поздоровался Кирик, схватив поднесенную трубку. — Срочно бросай все, и сюда. Никому не слова. Скажи, кому-нибудь плохо стало. Анну захвати по дороге. Жду!

Отдавая трубку помощнику, митрополит посмотрел на него уже спокойнее.

— Ну, и что же твои выкладки? Разве мы предполагали такой оборот?

Димитрий слегка пожал плечами и открыл было рот, но заговорить не успел.

— Ну, все равно, — отчеканил Кирик. — Глупо было думать, что это затишье надолго. Все было запрограммировано, начинается новая фаза отношений. Но каков Стратиотис! — процедил владыка сквозь зубы. — Благочестивец…

— Он не так плох. Теоретически, он наш единомышленник, владыка.

— Запомни, дружок, нам с тобой не нужны единомышленники, — наставительно заметил Кирик. — От них никакого толку, если они не свободны в действиях. Лучше один противник, который в нужный момент вынужден будет сделать то, что мы скажем, чем сто единомышленников, которые сделают потом то, что скажут другие. Пусть единомышленники лучше иконами машут, с ними нет смысла работать.

Митрополит, очевидно, уже совсем успокоился и вошел в обычный деловой раж. Его пальцы забегали по клавиатуре.

— Но вот с Панайотисом поработать придется, — произнес он неожиданно. — Чтобы другим неповадно было.

Лидия с Анной появились быстро. Это были совсем еще нестарые женщины, энергичные, хорошо и дорого одетые. Обе служили в солидных учреждениях, хотя и не на первых ролях. Примчавшись в Свято-Гликериевскую обитель посреди рабочего дня, дамы вошли в кабинет Кирика слегка запыхавшись и теперь стояли на пороге с лицами, на которых читались обожание, радость и тревога.

Благословив посетительниц, митрополит сразу приступил к делу. Он был по-военному краток и точен.

— Собирайте как можно больше народа. Пусть девочки звонят всем, кого знают. Во все братства, во все сестричества. Тысячу человек, не меньше. Говорите, что церковь в беде. Вот, возьмите книжки, сколько унесете. Они уже с благословением.

Кирик указал на громоздившуюся в углу груду изданий в глянцевых обложках. На каждой было написано «Митрополит Кирик Ираклийский. Как спастись современному человеку». Под названием была помещена цветная фотография: респектабельное семейство, выбравшись из автомобиля, направляется к дверям храма.

Пока встревоженные женщины набирали книги в большие пакеты, Кирик расхаживал по кабинету. Но когда Лидия с Анной подошли к нему под прощальное благословение, он вдруг удивленно воскликнул:

— Как! А вы разве обедать не останетесь? Мы сейчас обедать будем.

— Владыка, мы с радостью, но работа…

— Ничего, за пять минут не уйдет! Димитрий, звони послушнице, пусть собирает на стол.

На обед был подан вареный в вине рис, три сорта сыра, множество салатов, белое вино в кувшинах. Но главным блюдом был, конечно, огромный налим, обложенный маслинами.

— Ешьте, ешьте, — приговаривал митрополит, накладывая яства в тарелки своих гостий; Димитрий тоже присоединился к пиршеству. — Я уж вчера хотел выбросить все это, но потом подумал: вдруг Лиди с Ани придут? — пошутил он и расхохотался.

Женщины тоже засмеялись.

— Владыка, вы такой веселый!

— Да! — ответил митрополит. — Я не люблю унывать!

Он и вправду веселился от души: перестал напряженно щуриться, шутил, резвился и предлагал тосты. Но когда от налима остался лишь хребет, владыка вдруг снова стал серьезен.

— Дорогие мои, — сказал он, — смех это хорошо, но дело нам предстоит нешуточное. Мы должны за Господа постоять, за церковь Его! Это все очень непросто, но у нас почетная миссия, есть от чего возгордиться. Если мы сейчас этого не сделаем, с нас потом спросится на страшном суде!

Дамы слушали с напряженным вниманием, боясь пропустить хоть словечко. Но Димитрий, понимая, что речь произносится не для него, погрузился, по-видимому, в научные раздумья.

— Вы на меня не смотрите, мне ничего не нужно! — вещал Кирик. — Меня завтра выгонят — я на чердаке смогу жить. Или в подвале. Но подумайте, что есть такие принципы, которыми нельзя поступаться! Нам нужно возродить церковь, чтобы она опять стала сильной, чтобы императоры с ней советовались, чтобы жизнь строилась на канонической основе. Нужно оправославление всей нашей жизни. Нужна любовь христианская… — тут он умолк на мгновенье и посмотрел куда-то в сторону и вверх, лицо его сделалось одухотворенным, глаза как будто даже намокли.

— Владыка, вас никто не выгонит! Все вас любят! Если что, мы за вас горой! Все настоящие православные с вами! — наперебой затараторили Лидия с Анной.

— Ну, добро, добро. Приведите мне хотя бы тысячу человек, а там поговорим, — отозвался митрополит. — Димитрий, за тобой Академия и обе семинарии, — добавил он, повернувшись к верному помощнику. — Соберемся у храма святого Андрея Стратилата, там как раз будет престольный праздник, никто не удивится.

Прощаясь, обе женщины смотрели на митрополита с нескрываемым обожанием. Умилился и Кирик. Быстро подойдя, он обнял Анну с Лидией и прижал к себе обеими руками. Дамы на несколько секунд коснулись висками горячих архиерейских щек.

— Благословите, святейший владыка! — попросила Лидия, получив свободу.

— Ну, какой же я святейший? — мягко рассмеялся Кирик, осеняя ее крестным знамением; на его лице отчетливо отпечаталось удовольствие.

Проводив дам, его высокопреосвященство поднялся в кабинет и вскоре опять вызвал Димитрия.

— Послушай, я все никак не решу насчет Стратиотиса. У тебя есть какие-нибудь идеи? — спросил он.

— Пока нет, владыка, но… я не уверен, что это настолько уж важно. Ведь, в конце концов, он всего лишь огласил новую линию государства — что они все-таки хотят строить нефтепровод. Вот и все.

— Да нет, ты, видно, самого главного-то не приметил! — воскликнул Кирик. — Ну да, ты пропустил его предложение!

— Это вы про… материальную компенсацию, отчисления?

— Именно.

— Но ведь, пожалуй, это было бы прекрасно, и это наша программа-минимум на данном этапе?

— Димитрий, ты ничего не понимаешь в политике! Занимайся своими канонами, ты в них спец, а сейчас слушай меня, — сказал архиерей раздраженно. — Статья раскрывает наши карты! Причем, совершенно случайно, я уверен. Этот протяженносложенный остолоп думает о том, что по его представлениям справедливо, но выдает то, что сейчас не должно упоминаться. Нам нужно думать о ближайшем будущем. Если такой вопрос действительно встанет до серьезных и тайных переговоров, то очень многие благочестивцы скажут, что мы подняли всю эту бурю из-за денег и что все зависит от того, будем мы получать аренду или не будем. И тогда многие побегут назад, к нашему святейшему бессребренику. Они ведь не думают о реальности, не могут понять, что церкви нужны деньги для процветания, для внедрения наших идей, для новых газет, журналов, для радио, телевидения! Да даже и для того, чтобы такому ценному человеку, как ты, дом построить — что в этом плохого? И что они в этом понимают?

Димитрий ухмыльнулся и скромно опустил глаза.

— Ну да, не смейся.

— Да они готовы у нас каждый обол считать! — подхватил Димитрий.

— Не говоря уж о том, что еще учат архиерея, чем ему заниматься в отпуске и в каких отелях проживать! Лыжи нельзя, яхта — неблагочестиво… тьфу. И вот, теперь Стратиотис поднимет всю эту муть со дна!

— Владыка, — медленно и вкрадчиво поинтересовался Димитрий, — может быть, есть смысл связаться с Костакисом?

Кирик поморщился.

— Нет, погоди, я не об этом, это неуместно. Ты найди мне лучше того паренька, что с компьютерами дружит. Помнишь?

— Конечно. Как благословите, владыка!

Лидия с Анной между тем вышли за ворота монастыря с восторженно-умиленными лицами, но тяжелым шагом — руки им оттягивали пакеты с книжками.

— Я думаю, мы еще увидим его иконы… — тихо промолвила Анна. — Он ведь такой подвижник! Мученик за веру!

— Ты что, ненормальная? — возмутилась Лидия. — Да пусть он еще нас переживет!


2 комментария:

  1. "Да они готовы у нас каждую копейку считать! — подхватил Димитрий." -- лучше вместо копейки какой-нибудь обол, или что там у них в 21-м веке ходит.

    ОтветитьУдалить

Схолия