21 апреля 2015 г.

Восточный экспресс: Воля земли (7)



Открыв утром глаза, Дарья увидела, как обнаженный Севир бесшумно ходит по номеру, собирая с пола разбросанную одежду. Теперь Дарья окончательно поняла, что худоба нисколько не портила его: он был не тощим, а жилистым, словно высушенный внутренним огнем, мышцы красиво перекатывались под смуглой кожей. Дарья издала легкий смешок, и Алхимик посмотрел на нее.

— Над чем смеемся? — поинтересовался он.

— Я подумала, что ты красив, но чуть пересушен сарказмом.

По губам Севира пробежала улыбка. Он подошел, сел на край постели и, сняв с Дарьи тонкое одеяло, окинул ее взглядом.

— А в тебе нет никаких «но». Ты прекрасна.

— Мне иногда кажется, что у меня… слишком ярко выраженные формы, — призналась она, слегка краснея.

Алхимик фыркнул.

— Только глупые маленькие девочки стесняются своего тела. А взрослые красивые женщины им гордятся. Или, если угодно, — прибавил он чуть насмешливо, — радуются и благодарят Бога за данную им красоту, — он обвел указательным пальцем сначала вокруг одной ее груди, потом вокруг другой, вычертив знак бесконечности. — Надеюсь, ты не будешь отрицать, что тело дал тебе Бог, а не дьявол?

— Ну, в общем, да… — немного растерянно протянула Дарья.

— Скажи, пожалуйста, в каком коконе ты выросла? — спросил Севир, с любопытством глядя на нее. — Как я понимаю, семья у тебя христианским благочестием не блистала, а три года в монастыре — вроде недостаточный срок для глубокой трансмутации. Так почему, дожив до тридцати, ты до сих пор не вылупилась из этой куколки? Я мог бы решить, что ты девственница, если б не очевидное свидетельство обратного.

— Я и правда никогда раньше такого не чувствовала, — смущенно прошептала она. — Все это было… не так…

— А как? За пять минут через дырку в простыне? — ядовито поинтересовался Ставрос.

Дарья невольно прыснула и ответила:

— Ну, нет, но… Просто не… не так бурно, — она не решилась признаться, что до минувшей ночи, наверное, вообще ни разу не испытала настоящего экстаза, — и… в общем, не слишком часто. То праздники, то посты…

— А! Насыщенная духовная жизнь! — усмехнулся Алхимик. — Черт возьми! Не постигаю, как можно было не понять, держа в объятиях такую женщину…

— Что не понять?

— Что ты невероятно, волшебно чувственна, — тихо ответил он. — Просто дар богов для нормального мужчины!

Он прочертил кончиками пальцев волнистую линию от ямочки у основания ее шеи вниз, нарисовав на животе какой-то причудливый иероглиф — алхимический знак? — и, склонившись, поцеловал ее в дрогнувшие губы… Но снова погрузиться в омут страсти им не дал будильник, запевший в мобильнике у Алхимика. Дарья разочарованно вздохнула, выпуская Севира из объятий.

— Я чувствую, ты по-прежнему голодна, — улыбнулся он. — Но все-таки придется подождать до вечера, а сейчас подъем, времени у нас впритык.

Дарья села на постели. Севир что-то попереключал в мобильном и посмотрел на нее.

— Кстати, надеюсь, ты пьешь таблетки?

— Какие таблетки? — не поняла она.

— Черт, противозачаточные, конечно! — он нахмурился. — Значит, не пьешь. Почему ты мне ничего не сказала вчера?

Она ошеломленно молчала несколько мгновений, прежде чем ответить:

— Потому что ты не спросил.

Они глядели друг на друга, наверное, с одинаковой растерянностью. И то, что Севир молчал, могло означать только одно: в эту алхимическую ночь он точно так же забыл о прозе жизни, как и Дарья, потому что… Ее сердце пустилось в пляс, однако ум лихорадочно вспоминал, пытаясь сделать подсчеты, и, наконец, она сказала с улыбкой облегчения:

— Да ничего страшного, у меня сейчас все равно неопасные дни.

— Пользуешься календарным методом? — приподнял брови Ставрос. — Я бы не стал рисковать.

— Сочетаю то и другое. Таблетки пить… при моем образе жизни нет смысла.

— А, ну да, посты… Все время забываю о ваших христианских правилах, — проворчал Алхимик, запустив руку в свои волосы.

— И не только посты, еще кануны великих праздников и воскресений, Святки, Светлая неделя…

— Лихо. И сколько же остается на веселую жизнь? Мне в самом деле интересно, — в его голосе и правда не было насмешки, только любопытство.

— Около ста дней в году, иногда чуть больше, иногда меньше. Зависит от длины Апостольского поста — чем Пасха раньше, тем он длиннее.

— И как, духовный результат стóит таких самоограничений?

— Ну… ты видишь, — она опустила глаза.

— Да уж, вижу хронически оголодавшую женщину, созданную для царских пиров, а питавшуюся за нищенским столом! — он притянул ее к себе и поцеловал. — Ладно, я все понял, учту. Встречаемся за завтраком, — он поднялся и направился к двери в ванную.

Оказавшись, наконец, у себя в номере, Дарья приняла душ и, не одеваясь, подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение. В ее тело словно влили новую кровь, которая окрасила румянцем щеки, подсветила изнутри кожу, зажгла золотистые огоньки в глазах, приятно покалывала в кончиках пальцев, легкой истомой разливалась по жилам. Почему она никогда раньше не чувствовала ничего подобного?..

Когда она вышла на террасу ресторана, Севир уже ждал ее за угловым столиком. Завтракая, Дарья украдкой поглядывала на Алхимика: в нем особых перемен заметно не было, разве что глаза, когда он смотрел на нее, мерцали по-новому, но трудно было понять, что таилось в их глубине — только страсть или нечто большее?..

Завтрак в этот день был на два часа позже обычного, а обед сдвинулся на час, и первую половину дня участники конференции провели в Музее исламского искусства. Дарья раньше не интересовалась подобными вещами, и многое из увиденного стало для нее открытием. Помимо великолепной коллекции средневекового оружия из знаменитой стали, множества предметов резной мебели, украшенных замысловатыми инкрустациями, драгоценными камнями и позолотой, красивейшего расписного фарфора и шерстяных ковров с причудливым рисунком, музей обладал большим собранием богато орнаментированных рукописей. Разукрашенные изящными узорами Кораны особенно впечатлили Дарью. А еще были медная посуда, расшитые одежды, украшения, ткани, керамика, даже детские игрушки. Афинаиде очень понравились тряпичные и деревянные куклы, а мужчины застряли в оружейном зале, обсуждая достоинства древних клинков. В итоге все четверо намного отстали от прочих участников конференции и чуть не опоздали в гостиницу на обед. На людях Севир по-прежнему говорил Дарье «вы», но когда они шли рядом по улице, она порой ощущала легкое прикосновение к руке его пальцев, и каждый раз от его касания у нее внутри словно распускался цветок.

После обеда Киннамы уехали. Афинаида на прощанье пригласила Дарью погостить у них в Афинах, Феодор поцеловал ей руку и заметил, что она прекрасно выглядит. Дарья задалась вопросом, мог ли великий ритор догадаться о том, что произошло этой ночью, но тут же мысленно махнула рукой: какая, в сущности, разница! Странным образом, она не чувствовала никакого смущения по поводу случившегося. Вся ее прежняя жизнь, муж и дети, друзья и знакомые, заповеди и запреты точно подернулись дымкой и растворились в тумане, как будто она попала в другое измерение, где не было никаких правил, где все было можно и где ничто не было важно, кроме удивительного чувства близости с высоким грациозным мужчиной, кроме мерцания в его темных глазах, кроме его бархатного голоса, который она была готова слушать бесконечно, кроме невероятных ощущений, расцветавших в ней от его прикосновений…

Пообедав, они зашли на базар, заодно посмотрев при входе в него на остатки римского храма Юпитера — несколько суровых двенадцатиметровых колонн и внушительную арку. Рынок находился на этом месте издревле и был очень похож на константинопольский Большой Базар. Дарья купила несколько сувениров, узорчатую шелковую пашмину и сборник стихов Гебреселассие, а Севир — редкое издание «Истории Сирии», и они поехали на Касьюн. Было еще светло, когда они добрались до Кровавой пещеры — сначала на такси, довольно медленно, по головокружительному серпантину, потом пешком по некрутой, но очень длинной лестнице. Пещера находилась в крипте большого крестово-купольного храма, сложенного из желтоватого камня. Когда-то на этом месте стояла мечеть, но после Реконкисты для нее выстроили новое здание чуть ниже по склону. Здесь был чистый воздух, но весьма скудная растительность; бросались в глаза кактусы с плоскими листьями, ставшими объектом для графомании туристов: там и сям на них виднелись нацарапанные имена или даже воззвания вроде «Господи, помоги!»

Вид на Дамаск сверху открывался чудный, хотя противоположный край города и горы на горизонте тонули в дымке. Храм — он был посвящен праотцам Адаму с Евой, Авелю и прочим — внутри, как и снаружи, выглядел строго, чтобы не сказать сурово: никакого золота, никаких мозаик, только мрамор красноватых и светло-серых оттенков, фрески и узоры в приглушенных тонах, древние потемневшие иконы, паникадила и светильники из темной меди. Пол из белого с пурпурными прожилками мрамора словно напоминал о пролившейся тут первой крови. Здесь был монастырь, но ни одного монаха нигде видно не было, кроме дежурного в храме и еще одного в пещере. Несмотря на летнюю погоду, в храме было весьма холодно: еще не прогревшиеся после зимы каменные своды, казалось, вытягивали из посетителей тепло. «Как здесь молятся монахи, особенно зимой? — подумала Дарья, поеживаясь и кутаясь в новоприобретенную пашмину. — Кажется, выстаивать тут службы можно только в шубах…» Кровавая пещера тоже производила впечатление мрачноватое: черно-коричневые с рыжеватыми и желтоватыми вкраплениями неровные своды, странный отпечаток на потолке, напоминающий след от руки… Предполагаемое место убийства отмечал на полу темно-красный крест. Тут же на стене висела большая икона, изображавшая само событие, а возле нее на мраморной полке лежал «тот самый» камень.

Дарья опустила монету в ящик для пожертвований, взяла из деревянной коробки желтую восковую свечу, зажгла перед иконой и постояла немного, не зная, о чем молиться. Она вспомнила, как вчера просила Иоанна Крестителя наставить ее на путь… и вот, чем закончился этот день! Что же, считать это ответом на молитву? Пожалуй, так думать все-таки нечестиво… О чем же просить? О прощении? О вразумлении? Но она не ощущала никакого сожаления о содеянном, хотя, в сущности, теперь тоже была преступницей, как Каин, чей взор на иконе был исполнен мрачной ярости. Однако и Каин после преступления прожил много лет и стал в итоге отцом целых народов…

«И с тех пор все мы ходим путями Каина, а не Авеля, так или иначе», — подумала Дарья. На самом деле история первого убийства всегда была ей непонятна. Все ведь началось с того, что Бог почему-то «не призрел» на дары Каина. Почему? Отцы Церкви толковали это в том смысле, что Каин принес жертву с нерадением, не от чистого сердца, отобрал для нее не самые лучшие плоды… Но Библия на этот счет выражалась очень невнятно: что значит «правильно не разделил»? И чем Каин должен был властвовать? И еще это, почти грубое: «Ты согрешил, умолкни!» Дарье всегда было немного обидно за Каина и жаль его… А теперь она и сама была преступницей. Но разве она нарочно напрашивалась на эту поездку в Дамаск, разве могла она предположить, с кем поедет в одном купе?!.. Что мог бы сказать ей Бог? Что Он хотел испытать ее веру и она не выдержала испытания, а теперь — «ты согрешила, умолкни»? И что она после этого должна сделать?.. Пожалуй, только развернуться и уйти. Она вздохнула, перекрестилась и, не глядя на Севира, вышла из пещеры.

— Как впечатления? — спросил он, когда они оказались на мощеном монастырском дворе, образованном храмом и двумя трехэтажными корпусами из такого же серого камня.

— Мрачновато, — призналась Дарья. — Мне в этой истории почему-то жальче Каина, чем Авеля.

Алхимик усмехнулся:

— Сочувствуешь мрачным типам с печатью отверженности на челе? Да, это женщинам свойственно.

— Разве? — пробормотала Дарья. — Не знаю… Просто мне всегда казалось странным... Из-за чего так огорчился Каин и почему Бог с ним так резко говорил — не очень-то все это понятно!

— Много же ты хочешь понять! — рассмеялся Ставрос. — Библейские истории, как говорят люди духовные, невозможно понять человеческим умом, так что читай толкования святых отцов и тем бывай довольна. Но тебя это, подозреваю, не устраивает? Увы, не могу предложить равноценной замены, ибо я отнюдь не святой отец. Зато я знаю тут на горе отличный ресторан под названием «Дары Авеля» — там подают божественную мусаку! Думаю, самое время туда отправиться.

Пока они спускались по лестнице, солнце стремительно падало за горизонт, окрашивая горы и город в розовато-фиолетовые тона. К тому моменту, когда в ресторане им принесли вино и закуски, уже почти стемнело. Закуски были пряными и острыми — Севир все заказывал сам, — а вино с приятной кислинкой. Дарья повеселела и забыла про Каина и его злополучную судьбу. Да и можно ли было думать о чем-то мрачном, сидя на уютной террасе при свете цветных фонариков, глядя в бездонные глаза улыбающегося ей мужчины и слушая, как он читает бархатным голосом стихи о драконах и жемчугах?..

А потом Дарья снова оказалась у Севира в номере, и опять его руки и губы сводили ее с ума, и ее кровь превращалась в жидкий огонь, и она ласкала его все смелее, и видела, что угадывает его желания… И когда они снова засыпали в обнимку, Алхимик, коснувшись губами ее уха, прошептал:

— Ты очень хорошо варишь любовное зелье.


предыдущее    |||   продолжение
оглавление

17 комментариев:

  1. Кстати, Вы как-то предлагали написать фанфик. У меня есть для Вас коротенький кусочек, немного издевательский, но надеюсь Вы простите. Я просто представил себе, как Дарья будет объясняться с мужем по приезде из Дамаска:

    - Василий, я тебя бросаю и ухожу к алхимику Ставросу. Пойми, мы не подходим друг другу. Я вся в науке, в переводах, в путешествиях!
    - Так-так-так... Ставрос -- это такой высокий брюнет?
    - Ну, нельзя же до такой степени не интересоваться женой. Высокий брюнет -- Киннам. Запомни -- Киннам! А Ставрос... Ставрос -- он талантливый!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. А што, Ставрос не брюнет, а Киннам не талантливый? О_О
      Ставрос брюнетестее Киннама )))
      Значит, Вы уже решили, что она будет с ним объясняться прямо по приезде на эту тему? Вы идеалист, однако! ) У мя тут читатели другое предполагают: http://mon-kassia.livejournal.com/1650350.html

      Удалить
    2. Насчет цвета волос и таланта -- не придирайтесь к деталям :) А насчет объяснений -- да, мне действительно даже не пришла мысль о том, что она могла бы дальше жить с мужем как раньше...

      Удалить
    3. Ну, здесь же разные варианты возможны. Если Севир скажет: а поехали со мной! - это одно. А если он скажет гуд бай, то что ей еще делать, собственно?

      Удалить
    4. Есть и третий вариант: она и при "плохом" раскладе может от мужа уйти, но это надо определенную решимость - идти в никуда не то, что уйти со Ставросом.

      Удалить
    5. Вот насчет уйти я как раз не был уверен, но думаю объясняться придется -- просто потому что а как после произошедшего смотреть Василю в глаза как ни в чем не бывало? И ее совесть замучает, да и до него дойдет что что-то не так. И все это еще если Ставроса распевающего серенады под окнами исключить.

      Удалить
    6. То, что она будет делать, зависит от мотивации прежде всего. А совесть - вещь гибкая )(

      Удалить
  2. Кстати, претензию в жж насчет того, что как это Ставрос о контрацепции не подумал, поддерживаю, именно потому, что он пока-что у Вас выходит человеком абсолютно неимпульсивным, который все продумывает и предвидит наперед.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. он не "не подумал". это была магия момента )

      Удалить
    2. Какая такая магия? Или подумал, или нет. А если подумал, но решил не разрушать магию, так это безответственно.

      Удалить
    3. я имею в виду, что вообще думал, а конкретно в этот момент нет. ну или как вот тут читательница поясняет
      http://mon-kassia.livejournal.com/1650350.html?thread=13841326#t13841326
      я с ней согласна. точнее, она поняла, что имелось в виду )

      а с чем Вы согласны, я не пойму. там были претензии не насчет того, что он забыл предохраниться от беременности, а - что он типа не мог не подумать о возможных болезнях, а это с моей т.з. в такой ситуации просто абсурд.

      впрочем, я уже поняла, что в магию Вы не верите и в алхимию тоже )(

      Удалить
    4. Насчет болезней я с Вами согласен. А вот насчет беременнорсти -- мог и подумать. Или даже так -- пока что он у Вас таким выписан, что не мог не подумать.

      Удалить
  3. "ну и возможно действительно считает, что она скорее всего принимает противозачаточные, потому что это достаточно нормальное и естественное предположение." -- ничего не нормальное. Он ведь знал ее стиль жизни. Насчет убийства магии... если эту магию можно убить презервативом (то есть по сути проявленной заботой), ж то туда ей и дорога. Короче, какой маг, такая у него и магия :)

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Вам просто он не нравится )))

      Удалить
    2. Такую к этому Ставросу личную неприязнь испытываю -- кушать не могу :) А серьезно -- он ведь не знал ее отношения к контрацепции. Зато знал, что она практикующая православная, скажем так, и был поэтому шанс, что для нее она недопустима (или в Византии это не так?). А если допустима. то был шанс, что она пользуется именно презервативами (которые имеют то преимущество, что женщина не должна есть всякую гадость). Так что читетальница не права -- предположение не естественное. Другое дело, что Дарья сама должна была сказать, т.к. выгребать последствия ей.

      Удалить
    3. Это у католиков контрацепция недопустима, а в Византии либералят )) а не то все православные имели бы по 15 детей.
      Он не знает, как у православных принято с этим делом, он вот не знал и об их правилах воздержания подробностей, да и с чего бы ему это знать? Может, большинство женщин, с кем он имел дело, предохранялись именно так. А Дарья ничего не сказала. И кстати, почему непременно гадость, может, в нашем мире изобретены хорошие таблеточки ))

      Удалить

Схолия