Дни
конференции проходили незаметно. Доклады шли без перерывов от завтрака до обеда
и от обеда до ужина, и, несмотря на то что далеко не все они были на греческом,
а на немецком и вовсе редко, к вечеру Дарья порядком уставала. Ставрос не делал
никаких попыток выйти за рамки деловой поездки. За завтраком, когда Дарья ела с
ним вдвоем за одним столиком, они говорили только об особенностях предстоящего
дня работы и слегка обсуждали предыдущий. Дарья задавала возникшие вопросы,
Севир указывал на ее огрехи или предупреждал о возможных, порой давал полезные
советы, но в целом был доволен ее работой, как и Димитриадис. Московиты же были
в восторге и после каждого заседания кто-нибудь из них благодарил ее за
прекрасный перевод, так что к среде Дарья уже совсем перестала нервничать.
Обедали всегда
вчетвером, вместе с Киннамами, и разговор тек весело и непринужденно, в
основном на общие темы. Порой Дарья обсуждала с новыми друзьями вопросы,
касающиеся литературоведения, и тогда Алхимик молча слушал или думал о чем-то
своем. Вечера же участники конференции проводили по вольной программе: кто
уходил гулять по старому городу, кто — из числа не впервые попавших в Дамаск —
рисковал забираться в более отдаленные районы, а прочие оставались в гостинице
— ужинали в ресторане, беседовали с коллегами, играли в шахматы и нарды, читали
свежие газеты.
Севир каждый
вечер куда-то исчезал. В среду Дарья, возвращаясь к себе ближе к полуночи — ее
несколько «заболтал» профессор Димитриадис, — столкнулась со Ставросом: он как
раз вышел из лифта и направлялся к номеру. От Алхимика явственно повеяло восточными
ароматами — курениями? или чьими-то духами? Последняя мысль вызвала у Дарьи
неприятное стеснение в груди. Они пожелали друг другу спокойной ночи, но Дарье
долго не удавалось заснуть.
Чувство,
которое она испытывала в эти минуты, разглядывая полосы света на стене и
прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам ночного веселья, которое и не
думало стихать, больше всего походило на разочарование. Сама она ужинала в
гостиничном ресторане — там, по крайней мере, можно было перекинуться словом с
тем или иным участником конференции, хотя они более увлеченно беседовали между
собой, обсуждая научные вопросы. Впрочем, русские поначалу общались с Дарьей
куда охотнее, расспрашивая о жизни в Империи, о Константинополе и даже об
имперской политике, рассказывая, в свою очередь, о переменах в Московии после
прихода к власти Михаила Ходоровского, о котором они отзывались с неизменным
восторгом, — так что первые два вечера Дарье не приходилось жаловаться на
отсутствие компании. Однако к среде московиты окончательно втянулись в
конференцию, с жаром обсуждали научные вопросы и услышанные доклады, стали активнее
беседовать с зарубежными коллегами, и интерес к Дарье с их стороны поутих. Наблюдая
со стороны за научной жизнью, Дарья все сильнее хотела приобщиться к этому
миру, тоже что-нибудь исследовать, обсуждать с коллегами, хвалить одни работы,
критиковать другие… В этом было куда больше пищи и жизни для ума, чем в занятиях
переводами! Киннамы ужинали в городе, но навязываться новым друзьям было
неудобно — чувствовалось, что вечером они стремились побыть вдвоем, — а
углубляться в ночной Дамаск одна Дарья не решалась, ведь она ничего не знала
здесь. Правда, в гостинице можно было взять бесплатные краткие буклеты о городе,
но Дарья не привыкла к «ночной жизни», и ей не хотелось начинать ее в
одиночестве, тем более в незнакомом месте, да еще на Востоке — она знала, что с
ее внешностью повышенное внимание мужчин ей обеспечено, а ловко отшивать их у
нее не очень-то получалось…
Переводчица с
арабского, полноватая брюнетка лет сорока, которую тоже наняли для русской
делегации, в четверг за ужином подсела к Дарье, по-видимому, решив сойтись с
коллегой поближе. Дарья обрадовалась, но ненадолго: Аза охотнее всего говорила
о нарядах и украшениях — на местном базаре продавались довольно дешевые золотые
изделия и «потрясающая» обувь, — о еде, бурно сожалея о том, что она на диете и
не может попробовать все здешние вкусности, и о мужчинах. Последняя тема Дарью
несколько смутила: она не привыкла обсуждать достоинства противоположного пола.
Аза же, нимало не стесняясь, разглагольствовала о внешности съехавшихся на
конференцию ученых мужей, об их костюмах, манерах, материальном положении и
«харизматичности». На вершину пьедестала она поставила Киннама — «не мужчина, а
сказка!» — но со вздохом сожаления: «и кончиком пальца не достать, он в жене
души не чает, вот повезло ей!» Затем похвал удостоился амириец профессор Асад
из Соединенных Арабских Эмиратов, а потом, к удивлению Дарьи, Аза заговорила об
Алхимике:
— Но вообще,
если о харизме говорить, то Ставрос тут всех побьет, — она опрокинула в себя
очередную порцию мартини, которому, несмотря на свою диету, оказывала
повышенное внимание. — Это барс! М-м… ягуар! Как он двигается! А какой голос! Как
он сегодня читал доклад, о-о!
Доклад Ставроса
действительно был виртуозен: Севир завладел аудиторией с первой же фразы и
держал ее в немом и почти восторженном напряжении до последнего слова. Пожалуй,
из всех, кто выступал в первую неделю конференции, у Алхимика был самый богатый
голос — множество оттенков и модуляций, и это в сочетании с ораторским
искусством действовало на слушателей прямо-таки магически.
— А чего же
это он тебя тут бросил? — вдруг спросила Аза, вперяя в Дарью взор карих,
немного навыкате глаз, которые, впрочем, уже несколько расфокусировались.
— Бросил? —
Дарья невольно вздрогнула. — С чего вы взяли? Мы с ним вовсе не ходим вместе.
Он отдельно, а я сама по себе, — она проговорила это довольно резко.
— Да-а? —
протянула Аза.
— Да! — твердо
сказала Дарья, а сама почувствовала тайную обиду.
На самом деле
к третьему вечеру ей уже определенно не нравилось, что она тут «сама по себе».
И, признаться честно, она бы с удовольствием провела время где-нибудь в городе
со Ставросом… Но намекать ему на это после всего, что она наговорила в поезде о
хождении по ресторанам? Немыслимо! Ей так и слышался язвительный голос:
«Неужели, госпожа Феотоки, вы возжелали моего омерзительного общества?»
Нет, с точки
зрения тех рамок, в которых она собиралась держаться, отправляясь в Дамаск, все
было замечательно: общение с участниками конференции было или чисто деловым,
или исключительно дружеским; никто и не думал «приставать» к ней, в том числе
Алхимик — после первого обеда в обществе Киннамов он даже ни разу не сказал ей
ничего, что могло бы показаться сколько-нибудь двусмысленным; свободное время
она чинно проводила в приличной компании, и самым неприличным, что она до сих
пор услышала, были рассуждения Азы о мужчинах… Да и их могли счесть
неприличными, по правде говоря, только строгие благочестивцы. Все было хорошо и прилично, но Дарье с каждым днем становилось все
обиднее. Хотя она старалась не подавать вида.
В пятницу за
обедом Феодор рассказал, как они с Афинаидой, гуляя по Прямой улице Дамаска —
той самой, по которой некогда прошел ослепший от божественного явления апостол
Павел, — почуяли какой-то «дивный аромат» и, в поисках источника, зашли в
увитый плющом дворик, за которым оказалось большая живописная кофейня, где
подавали не только кофе, чай и сладости, но и кальян.
— А, «Сад
Анании», как же, знаю! — засмеялся Севир. — Самая известная здесь кальянная. Я
сам позавчера там целый вечер просидел.
«Так вот чем
от него пахло!» — подумала Дарья и спросила:
— Вы курите
кальян?
— Иногда
балуюсь, а что?
— Да нет,
ничего, — смутилась она.
Он взглянул
чуть насмешливо, и ей показалось, что он догадывается о тех помыслах и обидах,
с которыми она безуспешно боролась в последние дни. К собственной досаде, она
начала краснеть и, за неимением лучшего выхода, хорошенько приложилась к бокалу
с вином.
— Осторожнее!
— сказал Ставрос. — Не ровен час опьянеете, а у нас еще впереди полдня работы.
Определенно,
он над ней издевался!
— Не
беспокойтесь, — усмехнулась она, — я не перепутаю нужные слова.
В этот день
доклады закончились на час раньше обычного. На выходе из конференц-зала Севир,
подойдя к Дарье, спросил:
— Вы помните,
что завтра у нас праздничный ужин?
— Да, а что?
Субботним
вечером в программе конференции действительно значился общий ужин в ресторане
отеля с живой музыкой и даже танцами.
— Надеюсь, у
вас есть для такого вечера подходящий наряд? — поинтересовался Ставрос.
— А разве
нужно вечернее платье? — испуганно проговорила Дарья.
— Вечернее
нет, не тот статус вечера, но коктейльное уместно.
Дарья
растерялась. Она взяла с собой летний костюм, блузки, юбку и брюки, но платья у
ней не было никакого — ни обычного, ни тем более нарядного.
— Но я… не
взяла с собой… Не думала, что оно может понадобиться…
На самом деле
коктейльного платья у нее никогда и не было, а настоящий вечерний наряд она
надевала только раз в жизни, на тот самый бал, который оставил у нее
малоприятные впечатления… В ее окружении подобные платья носила только
Елизавета, которая бывала с мужем на всех придворных вечерах, куда он получал
аккредитацию. Но то Лизи! Дарья не сравнивала себя с ней — их стили жизни
слишком различались, — и не завидовала. Теперь же ей стало неприятно и досадно.
— Так я и думал,
— сказал Севир. — Что ж, в таком случае сейчас мы с вами отправимся прямиком в
магазин. Не могу позволить, чтобы приглашенный мною специалист на вечере
блистал отсутствием подобающего платья. К тому же вы сами не найдете, где его купить.
— Спасибо, это
очень любезно с вашей стороны, — пробормотала Дарья.
— Конечно, это
моя вина: надо было предупредить вас заранее, что платье понадобится. Но в
качестве компенсации я готов взять расходы на себя.
— Нет, что вы!
— смутилась Дарья. — У меня есть деньги…
Принимать от
Алхимика такой подарок казалось все же не совсем приличным.
— Хорошо,
пополам, — сказал он, — и не смейте больше возражать. Считайте это подарком в
честь начала вашей научной жизни.
И они
отправились за платьем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия