Восточный экспресс: В поисках катализатора (5)

Ноябрь прошел без особых происшествий. Контоглу больше не приставал и вел себя совершенно прилично, пробирок Дарья больше не разбивала, а Ставрос больше не говорил ничего «странного» и по-прежнему не общался с ней. Однако ощущения, что он ее игнорирует, почему-то уже не возникало. Дарья купила книгу «Алхимия на Востоке и Западе» и с удивлением обнаружила в ней не только много ссылок на научные работы Ставроса, но и целый раздел, им написанный, который, кстати, выгодно отличался от остальных более живым и образным языком, местами с тонким юмором, и читался на одном дыхании. «Интересно, Ставрос преподавал что-нибудь в Антиохии? — подумала Дарья. — Если да, то у него, наверное, были очень интересные лекции!»

Василий, увидев у нее новую книгу, удивился:

— Алхимия? С чего это ты ею заинтересовалась?

— Да так, просто захотелось узнать что-нибудь про ее историю… У нас в лаборатории один ученый сейчас работает, воспроизводит древние алхимические опыты, представляешь? Оказывается, это вовсе не просто, даже язык сложно расшифровать — символы всякие… И вообще интересно, ведь с этого начиналась вся современная химия! Кое-какие вещества алхимики открыли уже давно, часто не понимая, что они сделали…

— Ну да, они же всё философский камень искали, — хмыкнул Василий. — В этой книге, кстати, про Иоанна Грамматика ничего нет?

— Есть, — улыбнулась Дарья. — Оказывается, от него дошли какие-то рукописи, и он открытие фосфора предвосхитил! Я не знала… Интересно, мать Кассия знает об этом? В романах она об этом не упоминает…

— Так она же еще не все про него не написала, собирается в другом романе раскрыть кое-какие тайны, — засмеялся Василий. — Евстолия говорит, что какие-то отрывки уже написаны, но Кассия их никому пока что не показывает.

— О, правда? Интересно! Ну, ничего, подождем, пока секрет раскроется! Правда, она же сейчас про другую эпоху стала писать…

— Ну да, про Юстиниана. Но, думаю, своего любимого софиста она не бросит!

Монахиня Кассия Скиату из монастыря Живоносного Источника, их давняя хорошая знакомая, как и пять лет назад, в свободное время писала романы на сюжеты из византийской истории. В свое время первый роман Кассии, прочитанный Дарьей, заставил ее задуматься о том, точно ли у нее есть настоящее призвание к монашеству и в итоге решить этот вопрос отрицательно — впрочем, тогда главную роль сыграло знакомство с Василием. Дарья ни разу не пожалела о том, что оставила намерение принять постриг, но с сестрами из обители Источника продолжала дружить, особенно с Кассией, Еленой и, само собой, сестрой мужа Евстолией. Последняя примерно раз в неделю заходила к ним на чай, рассказывала монастырские новости, болтала о том, о сем.

Иногда у Дарьи возникало ощущение, что Евстолия словно бы следит за их семейной жизнью — всё ли хорошо, все ли довольны. Кажется, дарьина идея поработать в лаборатории ей не особенно понравилась. Точнее, вызвала недоумение. Правда, Василий с самого начала свел все в шуточную плоскость.

— А Дари тут от нас сбежала, — сказал он за чаем во время очередного визита сестры. — Надоели мы ей.

— То есть? — удивилась монахиня.

— Он шутит, — Дарья улыбнулась, хотя шутка мужа ей не понравилась. — Я просто одурела от переводов, ну, и решила проветриться, а то как-то скучно все дома сидеть. Лари меня устроила на время поработать в лабораторию в их институт. Так просто, с новыми людьми пообщаться и все такое.

— В лабораторию? — переспросила Евстолия. — В какую? И почему именно туда?

— В химическую. Так получилось, в общем-то случайно. Я просто с Лари говорила о том, что, может, мне где-то поработать в другой области, не с языками, а она предложила пойти в их институт лаборанткой, там как раз одна увольнялась. Вот я и устроилась. В общем, ничего сложного, а народ там и правда интересный. Не знаю, посмотрю, не понравится, так уйду, у меня контракт с правом увольнения в любое время.

— Понятно, — проговорила Евстолия, хотя по ее лицу нельзя было сказать, что ей все так уж было тут понятно. — Заели будни… Слушай, Василь, — взглянула она на брата, — а это не ты ли Дари в тоску вогнал? Ты там не слишком ли пропадаешь на ипподроме? Сводил бы ее хоть в кино, что ли, или в театр! Вы когда в последний раз в музее были, ну-ка, скажи!

— В музее? — Василий растерялся. — Не помню… довольно давно, кажется…

Дарья помнила: это было еще весной, на Светлой седмице — в Городе тогда проходила традиционная Неделя музеев, когда все константинопольские музеи были открыты круглосуточно и продавали билеты за полцены. К ним в гости как раз прилетала Дарьина мать, и они всю неделю с утра до вечера оттаптывали ноги на разных экспозициях, наконец-то выбрались к крепость Серый Ключ на европейском берегу Босфора, а еще съездили в Никею, где посетили знаменитую базилику, в которой больше двенадцати столетий назад проходил Седьмой вселенский собор, обошли вдоль стен старый город — маленький, почти игрушечный, — заглянули в восстановленный древний амфитеатр, где уличные артисты развлекали немногочисленную публику, и искупались в местном озере. Василий, правда, в ту неделю ходил с ними только иногда — в последние три дня пасхальной седмицы на большом ипподроме шли соревнования в верховой езде, он в них участвовал и занял второе место. Он тогда намекнул Дарье, что был бы рад увидеть ее и тещу в числе зрителей, но они были там только в день открытия соревнований, а потом отдали предпочтения музеям. Дарья подозревала, что Василий был этим немного обижен, хотя ничего не сказал. Но должен же он понимать, что им далеко не так интересны бега и лошади, как ему! Впрочем, вечером в день окончания скачек она с матерью приготовила в честь победителя отличный ужин в сибирском стиле, и они всей семьей знатно повеселились. А на следующий день, в воскресенье, ходили на службу в Святую Софию, потом позавтракали в «Мега-Никсе» и отправились в круиз по Босфору, на обратном пути заехав в Археологический музей, расположенный в районе площади Империи, и даже попав на вечерню в собор святого Марка Евгеника, где почивали мощи великого патриарха…

А после этого опять начались семейные будни. Как и до этого — они с мужем редко выбирались куда-либо «в свет».

— «Кажется»! — передразнила его сестра. — А мне вот кажется, что тебе надо почаще думать о чем-то, помимо лошадей и скачек! Почему бы вам с Дари каждое воскресенье не ходить в какой-нибудь музей или в театр, или хоть в кино? Детей же можно с бабушкой оставить, никаких проблем. А то у тебя жена чахнуть стала, а ты и знать не знаешь!

— Да нет, я вовсе не чахну! Просто жизнь немного однообразной стала казаться, но это же поправимо, — возразила Дарья.

«Чахнуть» было не совсем точным словом для обозначения ее тоски, но дело было не столько в этом: Дарье вдруг стало неприятно, что Евстолия вмешивается в их семейную жизнь, так уверенно раздает советы. Конечно, Дарья была совсем не против того, чтобы они с мужем чаще ходили по музеям и театрам, но она понимала, что «чахла» не от отсутствия насыщенной культурной программы. Точнее, не только от этого. А вот от чего, это еще предстояло определить. И Дарья в любом случае собиралась сделать это без помощи Евстолии. «В конце концов, она же монахиня и никогда не была замужем, — подумала Дарья. — Что она может понимать в моих проблемах? Она нашла себе нишу и живет там, занимается только духовными вещами… ну, или почти только ими. Это еще, может, Кассия бы могла тут дать какой-то совет, она человек творческий, разбирается в психологии, судя по ее романам…» Но с Кассией ей тоже советоваться не хотелось. Когда-то она уже посоветовалась с ней насчет призвания на монашество и в итоге решила выйти из монастыря. После свадьбы Кассия, как и остальные сестры обители Источника, поздравила ее и Василия, пожелала всяческих благ и «светлого пути»… Что она сказала бы, если б Дарья начала жаловаться, что и этот путь для нее вдруг стало заволакивать туманом?..

«Нет! — подумала она. — Я должна разобраться с этим сама. Как там сказано у какого-то святого: “Многие советы ближних на пользу бывают, но для каждого нет ничего лучше собственного решения”. По крайней мере, каковы бы ни были тогда последствия, корить или благодарить будет некого, кроме себя… ну, и Бога, наверное. Если Он направит…»

Впрочем, после того разговора с Евстолией, когда монахиня уже ушла, Василий сказал, что, пожалуй, им с Дарьей действительно стоит больше уделять внимание культурному досугу.

— Я как-то забываю о том, что ты же у нас тут ничего почти не видела, — виновато глядя на жену, проговорил он. — Нас-то всех в школе постоянно водили по музеям. Хотя, конечно, тогда восприятие было другое, так что имеет смысл периодически обновлять. Давай, может, ты тогда выберешь, куда тебе в первую очередь хочется попасть, и мы начнем. Прямо вот в это воскресенье!

Действительно, теперь по воскресеньям они после церкви отправлялись к матери Василия, где завтракали, оставляли детей с бабушкой и шли в какой-нибудь музей, а иногда просто гуляли по Городу — Константинополь сам по себе был музеем, полным древних памятников и святынь. Это, конечно, вносило разнообразие в жизнь, но тоска не исчезала, только притуплялась.

Зато постепенно Дарья стала ловить себя на том, что при наступлении выходных ждет, чтобы они скорей закончились и она опять оказалась в лаборатории. Там можно было тихонько поболтать за работой с Эванной, любившей вдаваться в забавные сопоставления византийцев и ирландцев, выслушать за чаем какую-нибудь занятную, а то и драматическую историю из жизни химиков, неистощимым запасом которых обладала тетя Вера, попытаться вникнуть в ученую перепалку Контоглу с Аристидисом или посмеяться над анекдотами из жизни студентов, которые любила рассказывать София, долгое время преподававшая химию в столичном Университете — «а если б не ушла, учила бы там саму принцессу!»

А еще случались те краткие моменты, когда можно было поймать взгляд черных глаз, чье выражение она не могла разгадать, или уловить жест красивой руки, убирающей за ухо упавшую на лоб прядь волос цвета воронова крыла, проследить движение длинных пальцев, берущих из вазочки печенье с тмином, улыбнуться язвительной шутке, вслушаться в бархатистый голос, а уходя вечером, положить ключ на стол и услышать краткое «до свиданья», встретить мимолетный, но совершенно бездонный взгляд, а иногда и увидеть, как чуть приподнимаются уголки тонких губ… Впрочем, это были всего лишь красивые тонкие штрихи на жизненном полотне, которые делали работу в лаборатории чуть более живописной, — и только. Ведь правда же?

предыдущее    |||   продолжение