8 февраля 2011 г.

Траектория полета совы: Зимние надежды (29)



Спустя неделю Киннам позвонил Афинаиде и пригласил зайти к нему. Когда в понедельник она пришла и села в кресло возле стола, великий ритор положил перед ней книгу на немецком под названием «Литература в Византийской Империи в XIXIV столетиях», автором значился Пауль Шпек.

— Афинаида, вы читали в прошлогоднем «Христианском Востоке» рецензию Афинопулоса на сборник «Византия в девятом веке: упадок или расцвет»?

— Нет… Там что-то важное по моей теме?

— Нет, просто сама рецензия полезная, мне особенно понравилось, как хорошо Афинопулос уел Шпека. Я сейчас даже зачитаю вам… — Киннам снял со стеллажа у него за спиной светло-голубой том и открыл заложенное листком бумаги место. — Шпек издал в сборнике статью под названием «Византия: культурное самоубийство?» Недурное название, правда? — усмехнулся великий ритор. — Афинопулос про нее написал всего несколько строк: «Писать рецензии на подобные тексты, к сожалению, не представляется возможным, поскольку, как говорится, о вкусах не спорят. Поразительно, что многие византинисты не допускают даже мысли, что кто-то может получать эстетическое удовольствие при чтении средневековых византийских хроник, собраний писем или житий святых. “Культурное самоубийство” древних византийцев, следовательно, состоит в том, что они не создали литературных произведений, которые понравились бы профессору Шпеку».

Афинаида рассмеялась.

— Да, остроумно! Признаться, у Шпека я пока ничего не читала… Неужели он действительно считает, что наши предки… совершали «культурное самоубийство»?

— Да, причем не только в девятом веке, но и позже, а это уже касается и вашей темы. Как видите, он только что издал целую монографию о поздневизантийской светской литературе, я проглядел бегло — там все в том же духе. Мне подарили ее и заодно попросили написать на нее рецензию для «Записок Афинской Академии», но у меня сейчас совершенно нет времени, поэтому я даю вам эту книгу, чтобы рецензию написали вы.

— Я?! — Афинаида испуганно взглянула на ректора. — Но как же я такое… для «Записок»? Такой журнал... — издаваемый Академией журнал входил в число самых известных в мире периодических изданий. — Я не могу!

Киннам резко подался вперед и сказал, глядя ей в глаза:

— Вы можете, Афинаида. Можете. Понятно?

Ее дыхание прервалось, несколько секунд она молча смотрела на него, потом выдохнула и проговорила:

— Понятно.

— Вот и отлично! — великий ритор снова откинулся на спинку кресла. — Рецензию надо написать до конца февраля. У вас три недели, вы должны успеть.

Она успела и даже сумела написать остроумно, за что была отдельно похвалена Киннамом, а Марго, которой он переслал Афинаидину рецензию, написала девушке на «Византийской Академии»: «Рецензия на Шпека великолепна! Так держать, детка!»

Такие моменты не только были приятны сами по себе, но и прибавляли Афинаиде уверенности в себе, которой ей до сих пор не хватало. Работая над диссертацией, она то и дело обнаруживала, что все еще не знакома с той или иной статьей, которую надо бы учесть в ее исследовании, и часто открывала очередную книгу с замиранием сердца: вдруг там уже написано о том, что ей пока что видится собственным открытием?.. Два таких случая с ней уже произошли, и хотя Киннам не замедлил утешить ее, уверив, что подобное случается и с большими учеными, которые, казалось бы, изучили все, что можно, по своей теме, и ничего особенно ужасного в этом нет, Афинаиде, тем не менее, не хотелось слишком часто переживать похожее разочарование.

Зато знание гимнографии, полученное ею во время церковной жизни, теперь стало пригождаться. Афинаида порой замечала, читая статьи и книги, что ученые далеко не всегда улавливают в древних сочинениях аллюзии или цитаты из богослужебных текстов, она же видела их ясно, потому что за годы ежедневных служб многие помнила почти наизусть, а другие могла узнать при прочтении. Правда, это знание не могло пригодиться ей при работе над диссертацией — в «Повести об Исминии и Исмине» все аллюзии были из античной литературы, — зато у нее возникла мысль после защиты заняться изучением византийской гимнографии с литературной точки зрения.

— Скажите, — спросила она однажды у Киннама, — а есть ли исследования богослужебных текстов как произведений литературы? Поэтические приемы, аллюзии, метафоры, образы святых… или еретиков… что-то такое.

— Почти нет, — ответил великий ритор. — Есть люди, изучающие гимнографию с богословской стороны, и то мало и только отдельных авторов, самых знаменитых, вроде Романа Сладкопевца или Феофана Начертанного. О гимнографических сочинениях как о литературе я едва встречал несколько статей. Вот исследований из области текстологии и сравнительной литургики очень много. Но в качестве литературы гимнография часто рассматривается как набор штампов, которые не слишком интересно исследовать. Уверен, что это ошибка, но сам я никогда не задумывался о том, чтобы закрыть этот пробел в нашей науке — слишком слабо знаю материал. Вы хотите этим заняться?

— Да, я подумываю… Я-то как раз знаю материал очень хорошо, как вы понимаете. Мне кажется, это может быть интересно… Когда я была у Лежнева, это, наверное, было для меня самым большим открытием — какая у нас красивая гимнография! Какие там метафоры, сколько аллюзий на Священное Писание… Я даже делала кое-какие заметки, хотя Лежнев и запрещал…

— Будет прекрасно, если вы займетесь этим, Афинаида! Во-первых, это мало исследованная область. Во-вторых, у вас есть все данные, чтобы здесь преуспеть. А в-третьих, — ректор улыбнулся, — было бы замечательно, если б вы употребили полученные во время церковной жизни знания в дело и перестали думать, что зря потеряли десять лет. Может статься, что за эти годы вы накопили солидный багаж для научной работы, какого никогда не получили бы, живя чисто светской жизнью!

Этот разговор ее окрылил. У нее и без того уже возникли некоторые идеи для будущих исследований, но они могли бы стать, скорее, материалом для отдельных статей, не более; гимнографическое же поле обещало дать урожай куда богаче, а главное — это действительно был способ избавиться от мучительной мысли о потери трети жизни на бесплодное сектантство. «Огнь разжегл еси в воде», — вспомнилось ей из службы пророку Илии. «Вот и я должна сделать так же, — подумала она. — Лежнев хотел утопить нас, а я на этой воде разожгу огонь науки! Тем более, что гимнография это действительно от настоящего православия, и это так красиво, даже гениально… Обидно, что ее считают набором штампов, и развеять такое ложное мнение было бы здорово!»

Но это было делом будущего, а пока Афинаида штудировала «Повесть об Исминии и Исмине», выискивала параллели с античными сочинениями, цитаты из Гомера и Еврипида… и тайком вздыхала, читая о любви героев повести, а порой и краснела, воображая в любовных сценах вместо них себя и великого ритора. Как же хотелось, чтобы ему, как и Исминию, явился во сне Эрот и зажег его сердце любовью к любящей его! Так, чтобы однажды утром, проснувшись, Киннам, пораженный любовными стрелами, воскликнул: «Кто столь дерзок душой, стоек сердцем и крепок грудью, чтобы противоборствовать богам и противостоять их осаде и натиску? Эрот — мой тайноводец, и все влечет к себе дева: и руки, и губы, и глаза, и помыслы…»

Мечты, мечты!..

предыдущее    |||   оглавление


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Приобрести полную версию романа в электронном виде можно в интернет-магазинах:  RIDERÓ —— AMAZON; в печатном виде на RIDERÓ (в мягкой обложке).

Также можно немного дешевле приобрести электронную версию (цена 320 р., форматы EPUB, FB2, MOBI, PDF) у авторов, обратившись по адресу mon.kassia на gmail.com

Отзывы на роман см. в комментариях к этой страничке, а также на RIDERÓ.

Присоединяйтесь к сообществу Византия-XXI в Фейсбуке!

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Схолия