Вечером пятого
января Афинаида получила эмейл от Киннама: великий ритор приглашал ее зайти: «У меня для Вас есть нечто интересное и кое-что полезное».
Она пришла на следующий день около полудня, перед тем как отправиться на работу. На зимних каникулах в Академии было пустовато, попадались только студенты с тетрадками или книжками в руках — сдавали сессию. Афинаида вспомнила, как когда-то сама в этих коридорах нервно листала в последний момент конспекты — впрочем, все равно уже ничего не запоминалось, — и улыбнулась. «Неужели я буду тут преподавать?» Это должно было стать естественным следствием ее будущей защиты, но все-таки пока казалось чем-то нереальным…
Ректор
встретил ее улыбкой, сразу достал из ящика стола красиво упакованную бутылку с
золотисто-коричневым напитком и поставил перед девушкой. «Hennessy Paradis» —
прочла она на этикетке.
— Это вам
обещанный подарок, Афинаида. Надеюсь, вам понравится.
— Ой, спасибо!
— сказала она чуть растерянно. — А я думала, вы тогда пошутили.
— Что вы, что
вы, с такими вещами не шутят! Коньяк — вещь серьезная, требует вдумчивого
подхода, с рассуждением, помните об этом. Рассуждение это ведь, насколько я
знаю, главная добродетель христианина?
— Ну, да, —
Афинаида рассмеялась, взяла бутылку, стала рассматривать, осторожно поворачивая
в руках.
«Интересно,
очень ли он дорогой?» — подумала она в смущении. Что перед ней дорогой коньяк,
было понятно, но насколько дорогой?
— Это было
полезное, а интересное у меня для вас вот что, — продолжал Киннам. — В середине
февраля у нас в Академии будет международная конференция «Византийская
литература: текст, контекст, подтекст». Там будет несколько секций, по
периодам, и несколько круглых столов по разным темам, я пришлю вам программу.
Вы должны обязательно подготовить доклад. Одним из языком конференции будет
английский, и я подумал, что вам стоит подготовить доклад именно на нем.
Ожидается много участников из Амирии, причем именно по вашему периоду, а у них
с греческим обычно не очень. У вас как с разговорным английским?
— Честно
говоря, плоховато, — призналась Афинаида. — Практики нет. Когда я читаю, то почти
все понимаю, а еще иногда слушаю новости на английском в интернете, и на слух
вроде бы много понимаю, но вот говорить мне не с кем…
— Что ж, у вас
еще есть время попрактиковаться, — сказал Киннам, сразу переходя на английский.
— Прежде всего запомните: не бойтесь говорить, пусть даже с ошибками. Главное,
чтобы вас поняли, абсолютно правильной речи на конференциях никто не требует.
Могу сказать по опыту, что господа ученые совершенно не смущаются по поводу
своего знания языков. Я слышал испанцев, которые говорили по-английски,
выговаривая многие слова по правилам испанского произношения, итальянцев,
путавших английские и французские слова, китайцев с таким произношением, что
понять их без определенного навыка было трудно… Вы сейчас поняли все, что я
сказал? Я не слишком быстро говорю?
— О нет, я все
поняла! — ответила девушка тоже по-английски.
— Отлично,
тогда продолжим! Одним словом, не бойтесь ошибок в речи! Не пугайтесь, если вам
зададут вопрос, а вы его не поймете — всегда можно попросить повторить, это
нормально, смеяться над вами никто не будет. Со временем и с практикой вы
научитесь говорить правильно и понимать почти любую речь.
Они обсудили
только что прочитанный Афинаидой сборник статей, тему доклада, который она
могла бы подготовить к конференции, и кое-какие вопросы, связанные с ее
диссертацией. Афинаида говорила медленно, не сразу подбирала слова, Киннам
иногда поправлял ее, а потом спросил:
— Вы знаете о
сайте «Византийская Академия»?
— Нет.
— О, это
упущение! Вам надо непременно завести там страницу! Это хороший сайт, где можно
пообщаться с коллегами и вообще почерпнуть много полезного. Но он закрыт для
посторонних, нужна регистрация по приглашению кого-то из участников.
Приглашение я вам пришлю сегодня же, сделаете там свой профиль, а потом сможете
общаться по-английски в голосовом чате. Знаете, что это такое?
— Примерно
представляю. Но это, кажется, микрофон с наушниками нужен?
— У вас их
нет?
— Нет, но это
легко купить. Я сегодня же зайду в магазин…
— Да, это было
бы хорошо! Уже завтра мы смогли бы с вами немного пообщаться. По интернету это
вам будет всяко дешевле, чем по мобильному, да и удобней. Я иногда с кем-нибудь
говорю, а сам тем временем разбираю свои заметки, например. Общаться ежедневно
у нас вряд ли получится, но за полтора месяца я обещаю вас натренировать так,
что вас будут принимать за природную англичанку!
— Вы шутите? —
недоверчиво вскинула на него глаза Афинаида, обрадованная новой возможность
общаться с Киннамом и в то же время еще не совсем веря.
— Наполовину,
— улыбнулся великий ритор. — По крайней мере, на конференции говорить будете
бойко, это я вам точно могу обещать!
Тут со стола
ректора раздалась тихая трель, а затем голос Элен:
— Господин
Феодор, прошу прощения, звонил господин Даларос, хочет с вами поговорить,
что-то по поводу экзаменов.
— Хорошо,
Елена, спасибо! Передайте ему, что он может зайти через пятнадцать минут, —
ответил Киннам, нажав кнопку.
Афинаида
поднялась со стула, достала из сумки пакет и положила в него бутылку коньяка.
Как же не хотелось уходить! Хотелось говорить с Киннамом еще и еще,
по-гречески, по-английски, по-французски… Да с ним она бы, наверное, могла
выучить какой угодно язык, хоть иврит или хинди!..
— Только Елене
не показывайте коньяк! — сказал великий ритор уже на родном языке. — А то
пойдут по Академии слухи, что я спаиваю аспиранток.
Афинаида
смущенно засмеялась.
— Ладно, я
шучу, — улыбнулся Киннам. — Елена в любом случае не будет сплетничать ни с кем
ни о чем из того, что видела и слышала здесь, это ее неоспоримое достоинство.
—
Действительно достоинство! Наверное, ей не всегда бывает легко удерживаться в
этой добродетели… Ведь ее могут и нарочно расспрашивать?
— Конечно.
Правда, теперь уже не пытаются, а раньше бывало всякое. Но у нее до прихода
сюда был горький опыт: она со скандалом потеряла прошлую работу, очень доходную
и непыльную, потому что однажды посплетничала о своем начальнике кое с кем из
сотрудниц. Это научило ее молчанию, — Киннам улыбнулся. — Именно поэтому,
невзирая на ее отдельные недостатки, я держу ее в секретаршах, тем более, что
как работник она очень хороша, получше многих.
— Да, —
согласилась Афинаида, — я еще в тот день, когда впервые была здесь, подумала,
что она так ловко работает…
Все же надо
было идти. Афинаида перекинула через плечо сумку и взяла мешок с подарком
ректора.
— Ну вот,
теперь, если вас кто-нибудь обидит или вы обидите сама себя, у вас будет
действенное целебное средство! — улыбнулся Киннам. — Но помните, что оно хорошо
только в малых дозах. Впрочем, надеюсь, что оно не понадобится вам слишком
часто!
Афинаида
посмотрела на него.
«Если б вы
были рядом, оно бы мне не понадобилось никогда», — сама собой возникла в голове
мысль, и как же хотелось сейчас это сказать!..
Но она уже
один раз призналась в любви первой, и из этого вышло известно что. Больше она
такой ошибки не сделает. Это и тогда было глупо и безнадежно, а теперь тем
более. Теперь это просто невозможно! Нелепо и думать о таком.
— Спасибо, я…
— проговорила Афинаида и умолкла, неспособная в этот момент найти никаких
подходящих и веселых слов благодарности.
— Вам
нехорошо? — с беспокойством спросил великий ритор. — Может быть, воды?
Он протянул
руку к графину, но девушка, наконец, нашла силы выдавить:
— Нет, ничего…
Извините меня, я… пойду. До свидания.
Киннам
внимательно поглядел на нее, кивнул и сказал только:
— До свидания,
Афинаида.
Оказавшись в
коридоре, она подумала: «А если бы я сказала: “Мне нехорошо потому, что я опять
должна уйти от вас. С вами мне хорошо, а без вас плохо. Я не хочу уходить — ни
сейчас, ни позже. Никогда,” — что бы он ответил?..» — и усмехнулась печально.
Конечно, сказал бы что-нибудь вежливое, но сводящееся к рекомендации не
выдумывать ерунды... Внезапно ей вспомнился недавно виденный фильм, где героиня
нарочно упала в обморок, чтобы предмет ее страсти за ней поухаживал. Афинаида
представила, как теряет сознание в кабинете ректора, он поднимает ее на руки,
кладет на диван и… «И просит Элен позвать врача, — оборвала она сама себя. — Ты
дура! Больше смотри кино, ага… Ничем я, в сущности, не лучше всех тех женщин,
которые бегают за ним, пытаясь соблазнить. Да он сейчас наверняка понял, почему
я так мямлила… Но что же мне делать? Что мне с этим делать?!..»
На работе
Афинаида путала читательские заявки и не могла дождаться, когда же закончится
рабочий день. Когда она вышла на улицу, шел дождь. Она не пошла в метро, но
села в сразу подошедший автобус и долго ехала, глядя на улицу через залитое
струями воды окно и украдкой вытирая слезы, которым, наконец, дала волю.
«Странное
чувство — любовь! — думала она. — И возникает не по нашей воле, как бы
ниоткуда, и убить его по своей воле тоже невозможно. И никакая аскеза тут не
помогает, вот еще что… Сколько бы я ни молилась, ни каялась, ни старалась не
смотреть на него, не думать о нем, ничто не поможет! Если бы даже я была
настолько аскетична, что после первой встречи с ним отказалась от его
руководства, разве я смогла бы забыть его? Смешно! Вся эта борьба в лучшем
случае происходит в уме… А любовь — везде!»
Придя домой,
она перекусила безо всякого аппетита, а потом залезла в интернет, забила в
поиск имя великого ритора и открыла страничку найденных картинок. Ей уже давно
хотелось сделать это, но она до сих пор сдерживалось, а теперь ее охватило что-то
вроде отчаяния: «Раз я все равно ничем не лучше других, то какая разница!»
Фотографий Киннама в сети оказалось довольно много — вот он выступает на
какой-то конференции, а вот по телевизору, вот он на крыльце Академии, а вот
еще — на балу в императорском дворце… Удивительно, что бывает столь совершенная
красота в сочетании с таким обаянием! А еще — с умом, знаниями, чувством юмора,
литературным талантом…
«Ну, как не
глупо с моей стороны мечтать о нем? — в который раз подумала Афинаида. — И какая
разница, что он обо мне сегодня подумал? Все равно нам никогда не быть рядом. А
значит, все остальное не имеет значения…»
Все, кроме
науки. Вот здесь она должна постараться. Нельзя, чтоб он считал ее неспособной
к научной работе. Это единственная область, где она может хоть изредка
привлекать его внимание, если ее исследования будут действительно хорошими и
ценными…
Это
соображение немного воодушевило ее, и она уже хотела проверить почту и заняться
диссертацией, как вдруг вспомнила о подаренном коньяке и решила посмотреть, что
за напиток подарил ей великий ритор. Результат поиска ошеломил: бутылка,
купленная для нее Киннамом, стоила в магазинах от четырехсот пятидесяти до
пятисот драхм!
«А я еще
думала угостить Мари, когда она придет! — подумала Афинаида. — Нет, ей лучше
вообще не показывать, а то спросит, где взяла… Но такой дорогой коньяк! Хотя
он, наверное, никому не делает дешевых подарков, для него в этом нет ничего
такого… Но все равно лучше пусть никто не знает!»
Впрочем, кто
мог бы узнать? Кроме Марии, у Афинаиды в гостях никто не бывал. Она вздохнула и
задумалась о том, что ей определенно пора обзаводиться друзьями или хоть
знакомыми в научной среде. Пока у нее с этим как-то не получалось. Правда,
после ее внешнего преображения на нее стали засматриваться аспиранты, вместе с
которыми она посещала лекции в Академии, кое-кто даже пытался познакомиться,
но… по сравнению с Киннамом все они казались ей какими-то неглубокими, а то и
скучными. К тому же большинство из них было наверняка младше ее по возрасту, а после
всего пережитого она чувствовала себя рядом с ними… нет, не умудренной жизнью,
даже не более взрослой, но глядящей на мир с иного уровня бытия, им
неизвестного. Возможно, это было поверхностное впечатление, которое рассеялось
бы при более коротком знакомстве, но пока Афинаида не испытывала желания
сойтись с кем-то из них поближе и в общем сознавала, что с куда большей охотой
пообщалась бы с настоящими учеными вроде Киннама или Марго… Вот только им-то
что за интерес с ней общаться? Наверное, еще меньший, чем у нее — к общению с
аспирантами… Неразрешимая дилемма!
Афинаида с грустным
вздохом открыла «Дромокир». Первое, что она увидела, скачав почту, было
приглашения с сайта «Византийская Академия» от Феодора Киннама. А за ним
следовало и письмо от великого ритора:
«Дорогая
Афинаида!
Надеюсь, Вы
получили приглашение? Жду, когда Вы зарегистрируетесь и возьмете меня в друзья
:) Думаю, Вы быстро разберетесь, что там к чему.
Купили ли Вы
наушники с микрофоном? Завтра после девяти вечера я буду в чате, и мы сможем
поговорить по-английски. Просто постучитесь ко мне там, и я отвечу.
Успехов Вам!
Ф.К.»
Как будто
ничего не случилось. Впрочем, для него
ничего и случилось. Его аспирантка просто не справилась с собой — о, совсем
немного не спраивилась, даже воду не пришлось пить! — и разве для него это
что-то может значить? В лучшем случае он пожалеет ее, в худшем будет
раздосадован… Но при общении с ней, разумеется, он делает вид, что ничего не
произошло — и, конечно, впредь, будет реагировать точно так же, если подобное
повторится. Вот только это больше не должно повториться! Нет, нет. Она должна
научиться держать себя в руках. Как Элен и даже лучше. Надо держать свои
чувства при себе, тем более, что они никому не интересны. Если кому-то и интересно что-либо с ее стороны,
так это ее научная деятельность и успехи. Вот что ей надо показывать. А еще —
уметь быть остроумной собеседницей и… Ей много чего еще нужно уметь! И нечего
раскисать. Надо радоваться, что Киннам готов общаться с ней так много, помогать
ей, учить ее — разве это мало?! Завтра она купит все, что надо, и вечером сможет
поговорить с ним по-английски! Они станут друзьями — пусть только на этом
сайте, но вдруг это первый шаг к настоящей дружбе? Разве такое совсем
невозможно?.. Конечно, полюбить ее он не может, а вот дружить… Но для этого она
должна стать настоящей ученой, должна быть на высоте. Так что нечего раскисать.
За работу, Афинаида, — и да поможет тебе Паллада!
Этот комментарий был удален автором.
ОтветитьУдалитьДа, кстати. А откуда у византийцев драхмы взялись? Их же вроде бы ввели греки уже в новое время, именно потому, что основывая греческое государство, больше думали об античных образцах, чем о византийских. А в непрерывно существующей Византии должна была бы быть номизма.
ОтветитьУдалитьномисма тоже есть, и она реально золотая. а драхмы это повседневные деньги. ввели заново, долго что ли))
Удалить