Афинаида сидела перед исписанным с обеих сторон листом бумаги, грызла ручку, поглядывала на сидевших впереди трех экзаменаторов и раздумывала, идти ли ей уже отвечать — получается, самой первой — или подождать еще. Наконец, в очередной раз подняв глаза, она встретилась взглядом с преподавательницей, которая с самого начала поразила ее своим видом: очень пожилая, совершенно седая, худая, сухощавая, в черном костюме и ярко-желтой блузке; нос с горбинкой, тонкие губы, смугловатая кожа, большие темные глаза, так и сверкавшие из-под густых бровей, — и при этом поистине королевская стать; в ней ощущалось внутреннее благородство, и в то же время ее острый взгляд поневоле заставил Афинаиду поежиться. И вдруг эта «королева» улыбнулась и сказала:
— Вы, я вижу готовы? Так подходите, не бойтесь, вас тут не съедят! Хоть византийская литература кому-то и может показаться лабиринтом, но мы все же не минотавры!
По аудитории прошел смешок, остальные двое преподавателей заулыбались, а Афинаида глубоко вздохнула, встала и направилась к столу; вслед за ней поднялись и еще два аспиранта.
— Идите ко мне, я постараюсь вас не слишком мучить, госпожа… как ваше имя? — спросила «королева».
— Афинаида Стефанити.
— Так-так, замечательно! — она окинула девушку внимательным взглядом. — Итак, я вас слушаю.
Слушание неожиданно быстро переросло в подобие дискуссии: сначала они поспорили про Прокопия Кесарийского и сошлись на том, что «историк он хороший, а человечишка дрянь», как выразилась экзаменатор Афинаиды. Вторым вопросом шло творчество Кассии Константинопольской, Афинаида рассказала о ее стихирах, цитируя наизусть, благо хорошо их знала, а потом об эпиграммах, причем «королева», приведя ее стихи о том, что «глупцу лекарства нет вообще, и нет леченья, кроме смерти», воскликнула:
— Отлично сказано, не правда ли?
— Да, но… — нерешительно сказала Афинаида, — смотря что считать глупостью. Бывает, что человек наделает в жизни… всяких глупостей, а потом из-за этого набьет себе шишек и хоть немного поумнеет…
— Если поумнеет, значит и не был глупцом! — сказала «королева», как отрубила. — Глупцы не умнеют, у них этот участок мозга атрофирован с детства! А скажите-ка, что вы думаете о побудительных мотивах творчества Кассии? Почему она так ненавидела глупцов, как по-вашему?
— По-моему?.. По-моему большинство ученых, которые об этом писали, ошибаются, когда считают, что причиной был ее провал на смотринах.
— Вот как? Значит, вы не согласны с научным сообществом по этому вопросу? Вы смелая девушка! Так держать! Я, кстати, тоже не согласна со всеми этими скучными мужиками! — вдруг сообщила «королева» почти доверительно. — Вечно они о женщинах какую-нибудь глупость ляпнут, не так ли?
Афинаида невольно рассмеялась.
— Мне кажется, — сказала она, — что Кассия, скорее, могла иметь в виду людей, которые не считают для монахов обязательным светское образование, ведь она сама много знала, это видно из ее творчества, — не только Писание или отцов, но и Платона, например. А про Феофила ведь известно, что он был очень образованным, покровительствовал наукам, его за это хвалят даже враждебные к нему православные хронисты. По-моему, Кассия вряд ли могла считать его глупцом… и тем более всю жизнь мстить в стихах за свой провал на смотринах!
— Ну да, это мелко, слишком мелко для такой личности как она, — согласилась «королева». — Ваше объяснение мне по душе. Но вы, наверное, читали роман о ней?
— Роман? — Афинаида немного растерялась. — Нет, не читала… Разве о ней есть роман?
— Как, вы не знаете о романе Кассии Скиату? Он же вышел уже два года назад! Большой роман, так и называется «Кассия», почитайте непременно! Это куда лучше иных учебников истории! Там как раз развивается версия о новой Ипатии и любителях православного обскурантизма… Как говорили древние: «Но приятней всего и здесь соблюдение меры!» Знаете, откуда это?
— Да, из Гесиода.
— Все-то вы, я вижу, знаете!
— Нет, просто этот стих цитируется в романе Евмафия Макремволита, и я запомнила.
— Ах да, вы же пишете про него диссертацию, как мне сказали, — улыбнулась «королева».
Третий вопрос был по Георгию Паламе, драматургу XVIII в., который за свои нелицеприятные насмешки над высокопоставленными лицами даже несколько раз попадал в тюрьму. О нем Афинаида тоже могла много чего порассказать, но экзаменатор не стала ее долго слушать и, поставив отлично по всем вопросам, отпустила со словами:
— Желаю вам успехов, госпожа Стефанити, и надеюсь побывать на вашей защите!
— Спасибо! — ответила девушка, смущенная и удивленная тем, что тема ее диссертации, оказывается, уже стала известной людям, о которых она не имеет никакого понятия.
Она вышла из аудитории, и ноги сами понесли ее в сторону кабинета ректора. «Я просто скажу ему, что сдала, ведь он сам просил сообщить ему о результатах», — мысленно оправдывалась она, а сердце трепетало в предвкушении очередной встречи… Киннам был не занят, и она сразу прошла в его кабинет. Он поднял взгляд от бумаг, которые просматривал, и улыбнулся.
— Здравствуйте, Афинаида! Сдали?
— Сдала! Мне достались Прокопий Кесарийский, Кассия и Георгий Палама.
— Неплохая компания! А кто принимал у вас?
— Ой, такая интересная женщина, очень пожилая, но такая… такая стильная! Вроде на вид строгая, только на самом деле чувствуется, что очень добрая… Она мне очень понравилась!
— О, так вы сдавали Марго! — воскликнул Киннам. — Очень хорошо, что она понравилась вам! Вам непременно нужно с ней получше познакомиться. Это просто живая легенда Академии, ходячая хроника здешней истории и очень хороший преподаватель! Она старейший преподаватель Академии.
— Марго?
— Ее зовут Маргарита Киану, но у нас все называют ее Марго или Королева Марго, — улыбнулся великий ритор. — И все ее боятся и слушаются.
— Даже вы?
— Конечно! Она преподавала здесь, когда я еще не родился. Марго была руководителем моей второй диссертации и ух, как гоняла меня! Ни перерыва, ни роздыха не давала… Зато я и защитился за полтора года и с тех пор считаю, что это правильно: защищаться надо весело и быстро!
— И жить так же?
В другое время Афинаида ни за что не осмелилась бы задавать ему подобные вопросы, но во время таких веселых бесед как-то самой собой получалось, что можно было спросить о серьезных вещах как бы несерьезно — и в то же время получить в несерьезной форме серьезные ответы… И ей казалось, что за такими разговорами, которые иногда ограничивались всего несколькими фразами, она больше узнавала о великом риторе, чем если бы нарочно выспрашивала у него какие-то подробности о его жизни и умонастроении… Ей было приятно думать, что за этими беседами они словно бы становятся ближе… почти друзьями… Хотя, конечно, она понимала, что на самом деле это ничего не значит: Киннам и с другими мог говорить так же, но… ей, не избалованной благосклонностью судьбы, и такие крохи казались царским пиром!
— Жить? — великий ритор с улыбкой посмотрел на девушку. — Жить надо весело, это правда, но не обязательно быстро. Скорее, бодро. Но это вовсе не предполагает скорого достижения конца жизни! В конце концов, Афинаида, мы с вами питомцы Паллады, а большинство ученых и раньше, и теперь живут долго… Чего и вам желаю!
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Схолия