Тени Парфенона: Подстава (5)

Кот орал всю дорогу. Таис, наконец, устала от его мява и крикнула:

— А ну, замолчи! Не то я отнесу тебя в приют!

Как ни странно, кот словно бы понял сказанное и умолк, забившись вглубь переноски. Таис тут же стало стыдно, что она наорала на бедное животное, которому и так несладко: хозяин исчез, в квартиру вломились чужие люди, а теперь еще и увозят куда-то… «Почему я злюсь?» — подумала она, ощущая, что выплеснула на кота раздражение, возникшее из-за чего-то другого.

Спускался вечер, всё ярче светились вывески и витрины. На Академическом проспекте шла модернизация — устанавливали новые фонари, провода убирали под землю, — поэтому проезжую часть сузили на треть, и Таис попала в небольшую пробку у площади Одиннадцати дней. Кот прижался носом к окошечку переноски.

— Скоро приедем, — примирительно сказала Таис, наблюдая в окно за суетой рабочих в лимонных жилетах. Тут ей пришло в голову, что ее Гестия может и не принять нового жильца. А если они будут враждовать, драться? Кот отца Георгия вон какой здоровый, а Гести миниатюрная…

«Как это я раньше об этом не подумала? Может, не стоило его брать? В конце концов, почему кто-то из астиномов не мог сам забрать кота? Эта Диана, например…» Напарница Хоша. Таис внезапно осознала, что злится из-за нее. Отправляясь за котом, Таис как-то не подумала, что Хош будет в квартире отца Георгия не один, и уж совсем не предполагала увидеть рядом с ним подобную красавицу. Эта женщина, казалось, попала в астиномию по ошибке: стройная длинноногая блондинка, большеглазая, с тонкими чертами и высокими скулами — такие лица Бог вылепливает, должно быть, в порыве особенного вдохновения. Таис догадалась, что именно Терзи арестовала сегодня отца Георгия. Кольца не ее руке не было, как заметила Таис, — значит, не замужем. Напарница… А может, и любовница? Разве мужчина может устоять, работая постоянно бок о бок с такой богиней?

Но, хотя бы они и любовники, ей-то что за дело? Почему ее это задевает? «Не хватало еще после ректора Академии увлечься комитом астиномии! — Таис усмехнулась. — Интересно, что безнадежнее?» Мобильник пискнул, Таис открыла свиток от Хоша. Там стояло одно слово: «Нот».

— Привет, Нот! — Она улыбнулась коту. — Наконец-то мы окончательно познакомились. И что же у тебя общего с южным ветром, интересно? Ты такой же ласковый и теплый?

Кот молча таращился на нее загадочным взглядом. Внезапно со стороны портика, окаймлявшего площадь с противоположной от проспекта стороны, раздался барабанный бой, звуки дудок и труб, крики и пение: к памятнику Одиннадцати Дням направлялась пестрая процессия. Тринадцать девушек с длинным распущенными волосами, одетые в одинаковые белые туники и украшенные венками из красных и белых роз, держа в руках цветные фонарики со свечками внутри, вереницей шествовали вслед за пышно разряженными в средневековые костюмы мужчиной и женщиной. Мужчина высоко поднимал на шесте, наподобие хоругви, изображение раскрытой книги; женщина несла большую, но, очевидно, не тяжелую, модель солнечной системы — сияющее светило в виде круглого фонаря, окруженное кольцами с шариками планет. Позади девушек в белом ковыляли, опираясь на белые, как у слепых, палки, две понуренные фигуры в темных балахонах, похожих на монашеские одеяния, а за ними шли музыканты, певцы и прочие участники процессии. Таис вспомнила, что вчера была годовщина перехода Империи на новый календарь — именно этому событию и была посвящена процессия. Предводительствовали процессией Разум и Наука, а двое в черных балахонах символизировали Невежество и Глупость. Первоначально празднество называлось «Проводы одиннадцати дней», но по мере расхождения нового календаря с юлианским число дней росло и теперь достигло тринадцати — их и символизировали девушки в белом, — а праздник растянулся на три дня вместо одного: совершались праздничные шествия, в театрах давали особые представления, естественнонаучные музеи пускали на экспозиции без билетов, а Академия проводила четвертого сентября один из нескольких в году дней открытых дверей с общеобразовательными лекциями лучших ученых, работавших в ее стенах. На новый календарь, более точный с научной точки зрения, страну перевел волевым решением император Иоанн IX Ласкарис на другой день после Новолетия 1735 года: за первым сентября сразу же последовало тринадцатое — предпразднество Воздвижение Креста. Юлианский календарь отныне использовался лишь для расчета даты Пасхи и связанных с ней переходных праздников. Конечно, это решение предварительно долго обсуждалось в церковных и придворных кругах, проводились встречи ученых с епископами и синклитиками, диспуты и научные прения, народ готовили к перемене загодя, но она всё равно не прошла без возмущений по местам. Противники нового календаря образовали что-то вроде зилотской фратрии, называли себя «старостильниками» и всячески порицали новшество. Не имея повода обвинить императора и епископов в какой-либо догматической ереси, они объявили ересью вообще введение в церкви любых новшеств. Старостильники указывали, что новый календарь приводит в некоторые годы к полному исчезновению Апостольского поста, и подняли на щит давнюю историю протеста святого Феодора Студита из-за венчания второго брака императора Константина IV: Студит говорил, что никому не позволительно нарушать божественные каноны, потому что любое такое нарушение есть отступление от истины, а епископы должны лишь хранить истину, преданную от отцов, а не придумывать нововведений… Впрочем, старостильников мало кто слушал: царствования Иоанна Веселого и его отца Льва привели к неслыханному расцвету вольнодумства в Византии — дошло даже до того, что ученый-физик Филипп Вальсамон открыто призывал «раздавить гадину» в лице православной церкви, и клирики с монахами молились уже не о расцвете веры, а хотя бы о сохранении текущего положения. Спустя несколько десятилетия старостильники почти полностью исчезли, сохраняясь разве что в глухих углах и на окраинах, а новый календарь получил наименование «иоанновский» или «веселый». Для пропаганды нового календаря в народе император ввел и праздник Проводов одиннадцати дней, когда по городам Империи проводились костюмированные шествия, а в театрах и на площадях разыгрывалась написанная самим Иоанном Веселым пьеса, где Разум и Наука в споре о календаре побеждали Невежество и Глупость, а одиннадцать дней добровольно отбывали на Острова Блаженных, с помпой провожаемые народом. Праздник особенно пришелся по душе вольнодумным афинянам, и городской эпарх даже украсил памятником Одиннадцати дням одну из площадей: девушки, олицетворявшие спроваженные дни, кружились в веселом хороводе, не слишком целомудренно задирая ноги и поводя плечами. Памятник сохранился до сих пор, но современные афиняне чаще именовали площадь Девичником. Таис улыбнулась, вспомнив, как сама, будучи студенткой, ходила здесь в праздничной процессии; как-то раз ее даже выбрали на роль одного из одиннадцати дней… Веселое было время, что ни говори!

Мигающий красными огнями хвост наконец-то тронулся, и вскоре Таис уже заруливала на подземную парковку в своем квартале. Как только они оказались под бетонной крышей, Нот опять принялся жаловаться.

— Да ладно тебе ныть! — сказала Таис. — Сейчас уже будем дома.

Когда она вошла в квартиру, Гестия выбежала из спальни встречать хозяйку.

— Привет, коша, вот и я. И у нас гости, знакомься, это Нот. — Таис открыла переноску. — Нот, вылезай, представься Гестии.

Кот выскочил наружу и замер, увидев незнакомку. Гестия с шипением отпрыгнула.

— Ну, кто же так встречает гостей? — укоризненно сказала Таис. — Вам лучше подружиться!

Следующие пять минут Гестия завывала на непрошеного гостя из угла прихожей. Нот остался сидеть у двери, молча и настороженно глядя на кошку, и ничего не предпринимал. Таис между тем вынула его миски, насыпала еды и налила воды, заодно подложив корма и Гестии. К тому моменту, когда Таис определилась с местом для лотка Нота, Гестия уже перестала орать, и кот осмелился на несколько шагов приблизиться к ней. Так они и сидели молча, глядя друг на друга с расстояния полутора метров, иногда вытягивая шею и принюхиваясь. Внимательно оглядев обоих, Таис решила, что едва ли они подерутся и, значит, можно отправиться в душ.

Выйдя из ванной, она не обнаружила в прихожей никого из животных. Оба оказались в кухне: Гестия — на окне, Нот — возле своей миски, из которой он, правда, еще ничего не съел.

— Ну вот, видите, всё не так уж плохо! — Таис улыбнулась и принялась готовить себе ужин.

предыдущее ||| продолжение

 ————— оглавление —————