4 декабря 2014 г.

Восточный экспресс: В поисках катализатора (4)



На следующий день Дарья невольно внимательней приглядывалась к Алхимику, когда ей случалось оказаться рядом. Она наблюдала, как он приподнимал колбы, рассматривая их содержимое на свет, как толок что-то в ступке, измельчал сухие растения, наблюдал за перегонкой веществ в сложной системе соединенных трубками сосудов, задумчиво постукивая себя пальцами по щеке… «Руки любовника»? Ставя чистые колбы и пробирки на стойку возле стола Ставроса, Дарья покосилась на него. Он что-то читал в толстенной «Энциклопедии средневековой алхимии», всегда лежавшей у него под рукой, и внезапно Дарье представилось, как его длинные изящные пальцы скользят не по странице книги, а по коже… и по ее телу пробежал трепет. От неожиданности она выронила пробирку, та упала на пол и разлетелась вдребезги. Алхимик посмотрел на лаборантку и чуть приподнял бровь.

— Извините, — пробормотала Дарья, очень некстати заливаясь румянцем. — Я задумалась… Я сейчас быстро уберу!

— Поздравляю с боевым крещением! — произнес Ставрос. — Лаборантка, слишком часто роняющая пробирки — плохой работник, но не уронившая ни одной еще не стала настоящей лаборанткой.

Дарья засмеялась и посмотрела на Алхимика. Он улыбнулся, как вчера, уголками губ, и снова у нее стало тепло внутри.

— Надеюсь, я не буду часто их бить, — сказала она.

— Точно не будете, — уверил ее Ставрос. — Раз уж так долго примеривались, прежде чем разбить первую, — и он снова опустил глаза в книгу.

Принеся совок и метелку, Дарья принялась сметать осколки, но вдруг на миг застыла. Ей почудилось, что последняя фраза Алхимика была с двойным дном… Но что за подтекст мог скрываться в ней? Никаких объяснений на ум не шло, и Дарья опомнилась: «Что это я? Ничего он не имел в виду, просто пошутил!»

Куда труднее было не раздумывать об ощущении, вызванных у нее мыслью о прикосновениях Алхимика. Только мыслью о них! Между тем до сих пор даже реальные прикосновения единственного мужчины, которого она знала — собственного мужа, — вызывали у нее подобную дрожь только в некоторые моменты близости. И сейчас Дарья, наконец, призналась себе, что эти моменты она не прочь была бы продлить, но… все происходило довольно быстро и определенно не так, как описывалось в иных романах. Правда, до сих пор она считала, что так и должно быть — ведь «безоглядно предаваться плотской страсти» было вроде как неблагочестиво, а иные сцены в романах и фильмах даже вызывали у Дарьи смущение. Но об этом она ни с кем не говорила. Только каялась при случае на исповеди в «блудных помыслах». А вот должна ли она будет теперь, после случившегося, покаяться в них на следующей исповеди?..

После работы Дарья впервые не поспешила домой, а по ближайшей мощеной неширокой улочке, отходившей от Средней, спустилась вниз, к Пропонтиде, прошла сквозь Контоскалиевы ворота в древней стене, перешла проезжую часть и очутилась на набережной. Солнце стояло еще высоко, но ветер с моря дул прохладный — осень понемногу заявляла свои права. Впрочем, было тепло. Дарья задумчиво побрела мимо огромных черных камней, прихотливо наваленных вдоль берега трехметровой полосой — любимое место рыбаков, кошек, купальщиков, туристов и влюбленных.

Ни в ком из них в этот час недостатка тут не было. Даже в желающих окунуться в море, несмотря на конец октября — последние дни бархатного сезона всегда вызывали неуемный ажиотаж. Взад и вперед сновали разносчики чая, сладостей, орехов и баранок. То и дело раздавалась иностранная речь — теперь тут чаще, чем раньше, можно было услышать русских: после падения «железного занавеса» вокруг Московии оттуда приезжало с каждым годом все больше людей. Постепенно Дарья даже научилась отличать московитов от соотечественников из Сибирского царства: последние вели себя зачастую куда шумнее и нередко возмущались чем-то, что, по их мнению в столице мира было «неправильно». Московиты обычно были сдержанней, больше восхищались, чаще заглядывали в путеводители и карты. Зато от них иногда можно было услышать чудовищно невежественные реплики: например, однажды в Святой Софии какая-то русская туристка за спиной у Дарьи назвала Богоматерь с Младенцем-Христом, изображенных на мозаике в абсиде, «дамой с лялечкой»… Дарье так и захотелось обернуться и спросить: «Скажите, зачем вы пришли смотреть на этот храм, если даже не знаете простейших вещей?! Зачем вы вообще приехали сюда?» Но она тут же подумала, что, может быть, эта женщина из Московии, а тамошняя религиозная безграмотность была всем известна… И потом, все-таки человек приехал, хочет посмотреть на Великую церковь, значит, в нем уже есть какой-то интерес… Нехорошо было бы так осаживать на старте! Да и вообще лучше не показывать свое знание русского. Дарья редко общалась с соотечественниками — не было особого желания, к тому же сибиряки эмигрантов обычно недолюбливали, а московиты им завидовали… Иногда Дарья удивлялась, насколько быстро обжилась в Византии: ни ностальгии, ни скучания по бывшим согражданам… Она даже ни разу не побывала ни в одном из храмов здешней русской колонии, которая почти не поредела после Московской революции: подавляющее большинство эмигрантов не горело желанием ехать на «историческую родину», — и тут Дарья их понимала. Но все же на исходе пятого года пребывания в Оке вселенной ей стало чего-то не хватать. Чего же?..

Она спустилась по ступенькам с парапета и, пробравшись между черных теплых камней уселась почти у самой воды. Синие волны весело искрились, ласково плескались и пенились у камней, возле воды покрытых тонким ярко-зеленым слоем мха. Дарья задумалась о том, помог ли ей месяц работы в лаборатории хоть как-то разобраться в себе и понять что-нибудь полезное, и если да, то что именно. Конечно, сама по себе смена деятельности всколыхнула ее жизнь, так же как знакомство с новыми людьми — Илария была права: в лаборатории действительно работал прекрасный коллектив, и даже Контоглу, несмотря на его донжуанство, был интересным и умным человеком. Да, это несколько развеяло тоску, но Дарья чувствовала, что «внутренний демон» по-прежнему сидит где-то в глубине, затаившись, и лишь иногда дает знать о своем присутствии неприятным тянущим чувством. Ни изгнать тоску до конца, ни понять ее причины новая работа Дарье пока не помогла. Зато, пожалуй, у нее появились новые вопросы…

Точнее, если не считать определенного любопытства, которое вызывал у нее Ставрос, вопрос, касавшийся непосредственно ее самой, был пока только один, и встал он со всей силой не далее, как сегодня: почему Алхимик так действует на нее? Теперь это странное воздействие стало уже настолько очевидным, что отмахнуться было невозможно. Во-первых, он за ней наблюдал — по крайней мере, во время чаепитий она порой ловила на себе его взгляд, — и это ее почему-то смущало. Хотя, если рассудить объективно, он смотрел на нее куда реже, чем та же Эванна или другие сотрудники, и уж всяко не так часто и открыто, как Контоглу. Но нарочитое внимание Алексея ее все же больше раздражало, чем смущало, тогда как цепкий взгляд Ставроса заставлял внутренне собираться, а иногда и поеживаться.

Может быть, потому, что — во-вторых — она догадывалась: он не поверил в ее «легенду» и теперь пытался прочесть ее тайные мысли… «Что за глупости! — осадила она себя. — Не может же он в самом деле читать мысли!»

А вчера прибавилось еще и в-третьих: он улыбнулся ей, и от его улыбки ей почему-то стало очень тепло и даже… радостно? Словно она давно ждала ее…

«Чушь! — оборвала она себя снова. — Я вовсе ни о чем таком не думала и тем более не ждала!» Хотя… все-таки в глубине души было обидно, что он за весь месяц ни разу не заговорил с ней. Несмотря на свою молчаливость, он так или иначе общался с другими коллегами, а ее… как будто не замечал. Дарья, конечно, списывала это на свое незнание химии и вообще тех проблем, которыми занимались в лаборатории, но…

И вот, вчера он впервые ей улыбнулся. Да что там — он даже «дал по морде» Контоглу из-за нее! А ведь никто не тянул его за язык и ничто не заставляло заступаться… Правда, Ставрос, видимо, понимал, что из всех сотрудников лаборатории только он сможет осадить заведующего безнаказанно, раз он здесь на особом положении, но… Все-таки, что ни говори, это был благородный поступок!

«Интересно, а если б я рассказала Василю о том, что Контоглу пытается приставать ко мне, что бы он сделал?» — вдруг подумала Дарья. Скорее всего, муж просто посоветовал бы ей уволиться из лаборатории «от греха подальше». А то еще и поворчал бы, пожалуй, что нечего было вообще туда устраиваться… Ну, обругал бы «мерзавца», вероятно. Но вряд ли он явился бы в институт, чтобы разобраться с Алексеем «по-мужски». Нет, не потому, что был трусом или слабаком. Просто ему бы такое в голову не пришло. Наверное. Или пришло бы? А что, если рассказать ему — пусть и задним числом? Как он отреагирует?..

Фу, что за мысли приходят к ней сегодня! Дарья даже потрясла головой. Оглянувшись, она заметила мальчишку с подносом, где стояло несколько стаканчиков с чаем, и помахала ему. Через несколько секунд паренек оказался рядом, и за полдрахмы Дарья стала обладательницей порции крепкого чая, кусочка сахара и маленького орехового печенья.

«С чего это я вообще стала сравнивать Василя со Ставросом? — подумала она, размешивая сахар в чае пластмассовой ложечкой. — Вот нелепость!»

Она сделала глоток и, положив в рот печенье, раздраженно захрустела им, но вдруг замерла. Ей вспомнилось ощущение, предшествовавшее разбиению пробирки перед столом Алхимика.

Нелепость? Ну да, если не считать того, что идея такого сравнения пришла ей именно в связи с этим. Потому что — в-четвертых — это ощущение было очень странным. Неожиданным. Неуместным. Неприличным. И тем не менее, сейчас, вспомнив о нем, Дарья не могла не подумать: «А каковы же были бы ощущения от его реального прикосновения?»

Нет, это уже слишком! Дарья быстро допила чай, аккуратно поставила стаканчик на камень — мальчик заберет на обратном пути — и встала. Что, если бы Ставрос узнал, о чем она тут думает?!.. Она покраснела, с досадой закусила губу и, поднявшись на набережную, поскорей зашагала к автобусной остановке. Пора домой! Заниматься детьми, переводами, мужем… И выкинуть из головы всю эту несообразность!


1 комментарий:

Схолия